Владимир расправляя салфетку поймал взгляд Даши устремленный на мать и проследив за ее взглядом впервые с того момента как вошел в столовую внимательно рассмотрел обоих Волконских. Вот те на. Михаил Федорович, покинувший кабинет в спокойном расположении духа - совсем недавно - теперь был мрачнее тучи и казалось с трудом сдерживал гнев. С чего бы? И как объяснить испуганный и виноватый вид его супруги? И главное.... его взгляд вновь вернулся к Даше и он нахмурился. Что-то было не так. Она неотрывно смотрела на мать, и в этом взгляде было не просто удивление ее странным видом. Там было что-то еще. Но что? Александра рассказывала ей про свою лошадку, и Даша, которая всегда так внимательно относилась к дочери теперь казалось слушала ее вполуха, снова и снова возвращаясь вниманием к матери. Что-то произошло, к концу обеда Владимир в этом уже не сомневался, и странное темное облако словно застилало душу наполняя ее смутным предчувствием. Дав себе слово непременно выяснить в чем дело он с нетерпением дожидался конца обеда, едва прикасаясь к еде, словно это могло ускорить перемены блюд

Корф не стал даже вежливо возражать, как полагалось бы, и лишь наклонил голову, принимая его решение. Что-то произошло - теперь он знал это точно. Но не расспрашивать же за столом, в присутствии множества людей. И едва дождавшись конца обеда когда Даша разрешила детям встать из-за стола и постепенно стали подниматься все остальные он встал, и обойдя стол отодвинул стул Даши, и приобняв ее за талию удержал на месте пока расходились все остальные. Воронов ушел в парк, после небольшого колебания за ним ушел и Андрей, Софья Павловна отправилась к себе отдохнуть после обеда, дети нырнули в зал, а Татьяна поднялась наверх проведать Надежду. Когда в столовой не осталось никого кроме них двоих, Владимир так же молча повел ее к себе, все так же приобнимая за талию. И лишь когда за ними закрылась дверь кабинета он выпустил ее и спросил
- Что произошло с твоей матерью?

Владимир непонимающе дернул бровью
- И только? Она разозлилась еще утром, а час назад я видел твоего отца и он ничуть не был этим озабочен. А за обедом только что не кипел от гнева.
он взял ее за руки. - И вид у тебя обеспокоенный был в самом начале обеда. Что произошло, Даш?

- Что?! - Глаза Владимира вспыхнули, а руки, державшие ее ладони сжались. Он подался вперед, пронзительно глядя в ее глаза, и почти прошептал - Ударила? ТЕБЯ?!!!!
голос оборвался. Расспрашивать дальше не имело смысла - по ее отчаянным глазам он видел что это так, и медленно выпрямился, словно с натугой сжимаемая пружина. Корф не часто позволял гневу взять над собой власть, и взбешенным по-настоящему Даше его видеть после того первого разговора о Константине еще не доводилось. Он едва заставил себя устоять на месте - все его существо требовало немедленных действий - каких он и сам бы сейчас не мог сказать, и лишь отдаленный вопль почти заглохшего сейчас рассудка пищал из темноты затопившей мозг что с этой женщиной должен разбираться ее муж, и страшным оскорблением будет попытка вмешаться в их дела

Корф не сдвинулся с места, силясь обуздать душившую его ярость. Будь это любой другой человек - как было бы просто - да хоть пристрелить на месте неважно мужчина это или женщина. Но черт побери это была ее мать - каким бы ни была чудовищем - но все же ее мать! И вмешиваться в их отношения было нельзя, когда там был Волконский. Да, без сомнения он все знал - потому что был взбешен не менее чем он сам, и его решение уехать сегодня же было единственно правильным. Что ж... это лишало его возможности выплеснуть свой гнев, и сохраняло подобие мира в семье, ведь не прими Волконский этой предосторожности... Да, сохранить мир было бы невозможно. Какими-то остатками разума он еще понимал это и стоял  как вкопанный силясь овладеть собой. Когда можно дать выход захлестнувшему тебя гневу - это легко и просто. А вот когда некуда? В висках пульсировало от бешеного прилива крови к голове. Ударила. Она ее ударила - опять! Здесь!? Ненависть к этой женщине душила его как гаррота. Надо же, лишь сегодня в очередной раз задумался о том надолго ли хватит этой внезапно возникшей материнской нежности, столь же фальшивой как и все остальное в ней - так ответ не заставил себя ждать. О да, целый месяц материнской любви - долго же она продержалась, рыдавшая перед иконами лицемерными слезами.....
- Ноги ее не будет больше в моем доме - наконец едва слышно процедил он сквозь зубы. - Довольно...

Его ладони медленно выпустили ее руки и обвившись вокруг ее стана привлекли ее к его груди, прижимая все сильнее и сильнее словно стремясь защитить. Его тело было точно каменным, словно бессознательное напряжение всех мышц приходило на помощь воле силившейся обуздать не желавшую стихать ярость. Он погрузил пальцы в ее волосы и с усилием сгибая окаменевшую шею опустил лицо в ее волосы. Поистине что было легче - не иметь матери вовсе чем иметь такое вот чудовище и всю жизнь страдать от ее ненависти, парадоксальной, неоправданной ненависти. Чудовище.... настоящее чудовище. Ни одно животное, ни один зверь лесной или птица небесная не причиняют зла своему детенышу, ни одна из бессловесных тварей, сколь бы жестоки они не были к другим. Даже медведи, волки, самые жестокие создания лесные любят своих детенышей. Попробуй отними медвежонка у матери и не уйдешь с целым черепом кем бы ты ни был. Волчица за волчонка кому угодно горло перегрызет и не поморщится. А эта женщина, человек, мнящая себя образцом светских добродетелей..... Право было легче сейчас выбежать из кабинета, отправиться к ним, выволочь ее из комнаты, встряхнуть, выложить в лицо все что думает о ней, вышвырнуть из дома да хоть пристрелить... но всего этого делать было нельзя, нельзя, нельзя.... Даша и Волконский никогда бы этого не простили, нельзя, нельзя.... и гнев не находя выхода душил его, душил сжимая горло, не давая дышать, стучал в висках, застилал глаза алым маревом, сдавливал сердце тугим кольцом, заставляя его давать перебой за перебоем, глухо, неровно, каждым ударом отдаваясь болью в грудной клетке словно громадный колокол звонил в слишком тесной колокольне. Сейчас.... сейчас все пройдет да угомонись ты.... все закончилось они уезжают и больше она не появится. Приезжать будет лишь Волконский один - и на Первый день и на все остальные. Ее больше тут не будет, не будет никогда. Но Господи, Даша.... что же она сейчас должна чувствовать.... Ведь только-только поверила в материнскую любовь и ласку.... поверила ли? Хорошо если нет, если сомневалась... а если да? Если поверила? Какое же страшное разочарование она должна сейчас испытывать? И ненависть к этой женщине которую он не мог считать даже человеческим существом закипала с новой силой, заставляя все крепче сжиматься руки

- Девочка моя.... - еле слышно шепнул он в ее волосы. - Моя маленькая девочка....  Гнев сменялся горечью. Он ведь обещал защитить ее, защитить от целого света, а вот теперь ей плохо, больно, горько а он ничего, ничего не может сделать. Как же так, как же так Господи... ведь так не должно быть, так неправильно..... Он мучительно искал выход но никакого другого кроме как изолировать Волконскую от Даши придумать не мог. Но ведь это не поможет..... разве что со временем.... - Моя любимая девочка..... моя жизнь.... Господи.... я обещал защитить тебя... и не смог... и не могу даже... даже наказать ее... за тебя....- он медленно выдохнул и зашептал еще тише Ее нет. Ее просто нет и больше не будет. Забудь. Эта женщина тебе не мать.

- Это с ней не так, а не с тобой - Владимир поднял ее голову и с пронзительной болью в сердце увидел ее слезы. - Она не женщина. Не человек. Не мать. - он осторожно наклонился и снял губами слезинку с ее щеки. Еще одну. Коснулся губами влажных ресниц ощущая соленый вкус слез. ЕЕ СЛЕЗ...  - Даже мачеха была бы к тебе добрее. Она не человек.....

- Она СЛИШКОМ любит Илью. Не как мать. А как перепуганная курица. - жестко процедил Корф. Ее боль сводила его с ума, и что страшнее всего - он ничем не мог помочь ей. Разве что... рассказать о том что ему поведал Волконский? А как же слово? Да и при чем тут слово - разве это причина? "Не хотела девочку, боялась позора".... глупости какие. Женщина выносившая ребенка под сердцем, чувствовавшая как этот ребенок шевелится в ее чреве, слышавшая его первый крик - если она и вправду женщина, человек, нормальный человек - разве способна всерьез возненавидеть собственное дитя из-за каких-то убогих страхов? Это не причина, и даже расскажи он об этом Даше - это не будет утешением. Она попросту ненормальна - это было единственным объяснением которое он мог принять для самого себя, единственное что объясняло в его глазах ее поведение - Это тоже патология. Эта женщина ненормальна. Скажи - ты способна ударить ребенка за разбитую вазу? Пусть не своего, чужого, крепостного? Да не только ты - любая женщина у которой есть в сердце хоть что-то кроме льда. Она тебе такая же мать как Ялубский - отец нашим мальчикам.

- Девочка моя, девочка - он обнял ее, порывисто, горячо, не заметив как таял его гнев оставляя лишь ноющее, саднящее ощущение в груди словно от кошачьих царапин - Моя.... Моя.... Ты моя слышишь? Не ее. Ты моя..... Моя жизнь.
Он зажмурился и прижался лицом к ее волосам. Сейчас. Сейчас все это уляжется, и остатки гнева и щемящее, не поддающееся описанию чувство которое отозвалось на ее взгляд, все уляжется, останется лишь нежность - бездонная, глубокая, и тогда он будет способен поддержать разговор и сказать хоть что-то осмысленное... сейчас. Вот еще минуточку, еще.....
Медленное дыхание, ее тепло, аромат ее волос, ее близость - растапливали остатки злости. Разжимались клещи стискивающие сердце, уходило все, все кроме нее. Такой родной и близкой. Все кроме нее в которой был сосредоточен весь его мир, вся жизнь и смысл бытия. И когда он наконец смог разжать объятия и коснуться губами волос ему казалось что над ними за это время пролетели века. Владимир бережно усадил ее в кресло и опустился на пол у ее ног

Владимир аж кашлянул от неожиданности, поднимая на нее изумленные глаза. И через секунду беззвучно расхохотался, закинув голову и едва не потеряв равновесие. Неожиданная смена темы ошарашила а сами ее слова развеселили и обрадовали, вмиг словно мазком широкой кисти затерли жгучие царапины оставленные гневом да и вообще представив эту картину он попросту не мог удержаться от смеха. И мотая головой сквозь смех едва ли не простонал
- Браво!!!! Бедняга Серж - и снова засмеялся, по-доброму, с теплом беря ее ручку в свои ладони - И он не потребовал реванша? И вообще когда это вы успели?

- Госпожа баронесса, я уже много раз говорил и свидетельствую снова - Вы просто кладезь потаенных способностей. - Владимир легко поднес ее пальцы к своим губам и улыбнулся - А кстати надо бы и мне поразмяться с ним пока он не уехал. Когда еще будет такая возможность. Но возвращаясь к вашим способностям - имея такого отца и брата не удивляюсь что вы ездите верхом как амазонка, стреляете, фехтуете, и не представляю что таится в ваших недрах еще. Умеете плавать к примеру? Учитывая ваше бурное детство полагаю что умеете.

- Снова скромничаешь, как всегда - Владимир усмехнулся - Я привык. Все что ты говоришь о себе в уменьшительной степени следует умножить раза в четыре и только тогда поверить. Только вот до вечера нас навряд ли оставят в покое. Надо будет проводить Михаила Федоровича еще до ужина, и да и дети получив весь день в свое распоряжение очень скоро начнут поиски мамы. Кстати! - он прищелкнул пальцами - Забыл сказать. Я попросил Софью Павловну остаться у нас и она согласилась.

- Тебе - вся моя жизнь - он тепло потерся щекой о ее руку, не отрывая взгляда от ее глаз - А сегодня - всего лишь еще один ее день. А Софья Павловна.... - уголок его рта дернулся в улыбке - Она очень любит тебя, Даш. И я очень рад что она согласилась.

- Аннет? - Владимир сидел закинув голову и глядя на нее снизу вверх - А какая она?

Корф помедлил прежде чем задать следующий вопрос но все же решился
- Ты говорила у нее было трое детей.  Мне не хотелось расспрашивать и и расстраивать тебя - ты принимаешь ее судьбу близко к сердцу а я подозреваю раз "было " то осталось меньше.  Но думаю мне следует знать чтобы случайно в разговоре с ней не брякнуть лишнего...  что сталось с остальными?

Владимир опустил голову на ее руку которую все еще держал в ладонях. Комментировать сказанное,  говорить какую -нибкдь банальщину вроде "твоя тетушка удивительно сильная женщина"...глупо и бесполезно Наверное надо было все же что-то сказать но он не находил слов