Воронов лишь поклонился, принимая поздравления баронессы, и склонился к руке Анны, словно бы это было самым привычным делом, да еще в присутствии всех остальных - так отличить ее от той же Даши. Он дышал тяжело, разодранная на предплечье и на боку рубашка делала его похожим на бродягу, но темные глаза искрились. Говорить он ничего вслух и не стал. Зато Корф поступил единственно правильным образом - свистнул вызывая слугу. Через несколько минут в зале оказалось ведро с водой, таз и несколько тряпок, стул на который набросили три новые рубашки - благо гадать с размером не пришлось, и выпроводив женщин из зала трое мужчин взялись приводить себя в порядок. Потому как идти в таком виде через холл наверх в свои комнаты, особенно когда можно в любую минуту наткнуться на кого-то из собравшихся к празднику гостей или тем паче - на детей -явно не стоило. Вот и поливал Данилка на разгоряченные тела молодых людей, которые потом обтираясь кусками полотна привычно налепляли по тонкой полоске сухой ткани на отмытые порезы. Порезы были действительно лишь царапинами - кровь из которых останавливалась почти сразу как только сорочка прилипала к коже, поэтому никто не боялся вновь испачкать свежую рубаху. А вот куда деваться потом - был вопрос. И Владимир взяв обоих друзей под руки одного с одной стороны, второго с другой - повел прочь из зала, к обещанному бренди, камину и отдыху.
Воронов между делом припоминал все это время беседу с Репниным, лицо Анны, гадал - сказать ли ей о разговоре с Корфом, и.... самое главное - КАК об этом рассказать... но так ничего и не придумал..