Император вернулся из крепости настолько взбешенным, что встречавшиеся по пути придворные, толпа ходатаев перед приемной, и даже адъютанты шарахались от него и провожали изумленными взглядами. В тот день, он не принимал никого - событие настолько из ряда вон выходящее, что по дворцу разнесся шепоток - не болен ли Государь. Лишь Бенкендорфа явившегося к вечеру с докладом и целой кипой бумаг пропустили беспрепятственно. Но на следующий день дворцовый распорядок вновь вошел в привычную колею. Император казался мрачным и его мысли временами словно блуждали где-то, но на заседаниях и приемах он ни разу не ответил невпопад и не разу не утратил нить беседы. Не понимавшие смысла и причины этой внезапной бури придворные уже начинали надеяться что она миновала без последствий - ведь гнев Государя был страшен, тем паче что никто не знал на кого он обращен а значит каждый мог предполагать себя мишенью этого гнева.
Девятого января как и предполагалось вернулась из Гатчины Императрица вместе с детьми и принцессой Марией, и проведя с ними весь вечер Император казалось полностью отошел от владевшего им в предыдущие дни дурного настроения. Но утром десятого при разборе бумаг и доклада о происшествиях Император похоже узнал нечто такое что вновь нарушило только-только обретенное - хоть и для вида - душевное равновесие. Едва управившись с делами и почтив своим присутствием Финансовую комиссию Император вызвал адъютанта Иванченкова и велел ему немедля отправляться с экипажем на набережную Екатерининского канала и просить баронессу Корф пожаловать во дворец.
Несколько дней раздумий не прошли даром, и теперь Император был более доволен собой нежели в тот злополучный день. Пришла пора поговорить. Так, как это следовало сделать с самого начала, и чего он, ослепленный гневом не сделал. Он, столько раз пенявший Александру на горячность - не сдержался сам, и на это он досадовал едва ли не больше чем на все остальное.
В ожидании баронессы Николай принял еще нескольких просителей, а после чего велел освободить приемную, объявил что имеет важное совещание и удалился. Но не к себе в кабинет. А в те комнатки, что помнили столько былых моментов. Здесь и следовало говорить с ней в первый раз. Здесь....
Снаружи царил блеклый день, время перевалило за три часа пополудни. Николай вдруг вспомнил тот день когда он пришел сюда первым. А она - которая обычно приходила раньше него - долго не появлялась. А когда появилась..... Он вдруг ясно увидел синяк, и то как она испуганно старалась его скрыть. Пожалуй он лишь тогда впервые подумал о том, чего стоила ей такая двойная жизнь....

Николай ждал ее не в спальне а в кабинете, стоя у окна и заложив руки за спину. Повернулся он лишь тогда, когда дверь за адъютантом закрылась.
Ну что же. Вот она. Все такая же... и в то же время совсем другая. А давно ли в этой же самой комнате она кинулась бы ему в объятия?
- Благодарю за то что почтили меня своим визитом, баронесса. - начал он очень спокойным, каким-то выжидательным тоном, которым разговаривал обычно с Александром когда пытался вразумить его от очередной юношеской глупости. - Прошу вас, садитесь. Я думаю пришло время нам с вами побеседовать.
Дождавшись пока она сядет он прошелся взад-вперед по кабинету, сел в кресло и оперев руки о подлокотники переплел кончики пальцев опущенных вниз ладоней, неотрывно глядя на нее.
- Боюсь я должен извиниться за свое поведение во время нашей предыдущей встречи. Возможно я повел себя не как подобает Императору, но ведь по отношению к вам я всегда старался не быть таковым, не так ли?

Лицо Николая чуть напряглось. Вот как, баронесса намерена играть в официальность? Тем не менее привычка к самоконтролю все же взяла свое.
- Давно ли я стал для тебя "Государем", Даша? - наконец спросил он на удивление спокойно, и почти грустно. - Скажи мне. Я хочу понять. Понять что произошло с тобой. Со мной. И с нами. Тебе не кажется что я имею на это некоторое право?

- Думаешь поиграть со мной? - Император чуть передвинулся в кресле, глядя на молодую женщину мрачным тяжелым взглядом. Впрочем в голосе не было ни угрозы ни напора. - Ты не в светском салоне, Даша. Я хочу знать почему женщина которую я любил, и которая так пламенно уверяла меня в своей любви чуть более полугода назад, женщина которая утверждала что никто и ничто в мире не отвратит ее от меня, что она будет любить меня до конца жизни. Женщина которой я доверял больше чем кому бы то ни было - вдруг вышла замуж и не потрудилась даже известить меня об этом. И стала смотреть на меня словно на первого врага. Я хочу знать - почему это произошло. Как и когда. Ты соизволишь ответить или будем играть в слова?

- В июньскою ночь. - губы государя сжались в плотную ниточку под пышными усами и он помедлив произнес - Какие пышные, трагические слова. Но помнится в одну сентябрьскую ночь я вывернул перед тобой душу наизнанку, и просил у тебя прощения. Просил так, как ни у кого другого - ни до ни после. И ты простила меня. - он поднялся с кресла, отошел к окну, и сосчитал до десяти чтобы не дать постепенно поднимающемуся в душе гневу вновь захлестнуть себя. И лишь овладев собой он вновь повернулся к ней, продолжая так же ровно, словно и не прерывался. - Ты простила меня. Ты держала мое лицо в ладонях и смотрела в глаза - как смотрела и всегда, и в твоих глазах была любовь. Я видел это, за семь лет я изучил твои глаза лучше чем свои собственные. Ты дразнила меня в своей ванной и мы играли с пеной как дети. А потом ты спала, обнимая меня, и я до сих пор помню как меня обнимали твои ножки. Эта женщина сказала что простила меня. Приняла мои объяснения и извинения. И вела себя со мной как раньше. И любила меня - тогда, в сентябрьскую ночь. Эта женщина - лгала? Скажи мне, Долли.

Николай едва заметно усмехнулся в усы. Вот так просто - взяла и полюбила другого. Семь лет. Сем долгих лет - она, его тайная услада, его опора и поддержка, она, говорившая что он счастье и радость ее жизни... вот просто так - полюбила другого. У него так и чесался язык поинтересоваться - сколько лет ей понадобится чтобы полюбить третьего, но вовремя осадил себя. Не для того он вызвал ее сейчас. Он обошел кресло, снова сел и снова мысленно сосчитав до десяти поглядел на нее с глубоким вздохом.
- Когда ты познакомилась с Корфом? Как вышло так, что ты полюбила его? Когда вышла замуж. Я всегда делился с тобой всем. Теперь твоя очередь.. Ты видишь я просто хочу знать.

В конце сентября. Меньше чем через месяц после того как ты лежала на моем плече, закинув на меня ножку и с упоением смотрела мне в глаза - ты увидела родную душу в чужом человеке. И менее чем через два месяца вышла за него замуж, и легла в постель к другому мужчине не озаботившись даже поставить меня в известность. Семь лет великой бессмертной любви в которой ты меня уверяла - сошли на нет за два месяца.
От этой мысли Николай вновь ощутил прилив гнева, и ему потребовалась вся его выдержка чтобы подавить его. Только вот кровь кинувшуюся в голову он не мог скрыть и буквально ощутил как набухают наливаясь кровью вены на висках, как розовеют щеки. Совладать с лицом и голосом легко, а вот попробуйте совладать с собственным сердцем.... Он едва не высказал всего этого вслух и снова потребовалась долгая пауза чтобы проглотить на время и это, оставив лишь зарубку в памяти. Спокойно, спокойно... я еще не все узнал. Еще и пасынок какой-то... рыцарь спас даму от рук какого-то злодея и эта дама отдала ему свою руку, сердце и постель... Боже мой, какая бульварщина...
- Десятого ноября - наконец произнес он вслух. - Стало быть сегодня - два месяца со дня вашей свадьбы. Сожалею что вам приходится встречать сей знаменательный день врозь. - только очень, очень внимательный слух мог бы разобрать едва уловимый оттенок горького сарказма в его голосе. Снова два месяца. Как знаменательно Ты любишь его, Долли? Так же как любила меня? Или меня ты не любила?

Господи, сколько плюх же приходилось глотать за такой короткий разговор. Но Николай твердо пообещал себе держать себя в руках - по крайней мере пока не разъяснит для себя ситуацию до конца, и снова долгая пауза повисла в кабинетике. Кабинетике который еще помнил как он работал за этим столом, а она вышивала вот на этом диванчике. А временами подходила сзади, сдвигала воротничок рубашки и прикасалась губами к шее. Император помнил все. Он любил свою супругу, любил свою Шарлотту - искренне и глубоко, и если бы врачи не запретили бы ему доступ в ее спальню - возможно никогда и не искал бы другой женщины. Но... случилось как случилось и в его жизни появилась Даша. Любовница, незаметно ставшая для него предметом душевного отдохновения - и единственным существом на земле которое не видело в нем Государя. Ведь даже для собственной жены он оставался в первую очередь Императором. И вот теперь... эти семь лет пошли прахом из-за того что какой-то смазливый хлыщ появился в то время когда его не было рядом, совершил какие-то подвиги, наверняка не столь значимые как он ей их представил - и все. Семь долгих лет она смотрела на него упиваясь его взглядом, утопая в его ласках - а спустя лишь такой короткий срок смотрит на него теперь как на первого врага. Чужого человека. Давно ли ты делила постель с этим чужим человеком, милая....
Наконец Император вздохнул, и протер лоб кончиками пальцев. Было еще много вопросов - которые он должен был прояснить и главный из них... главный...
Смятые васильки в конверте. Папенька! И голубоглазая девочка с золотистыми кудрями с разбегу взлетает ему на руки и обнимает за шею.
- Где моя дочь? Как Александра восприняла твое замужество?

Отредактировано Император Николай (24-06-2015 23:44:25)

- Насколько сдружилась? - ровный голос Императора ничем не выдавал его ощущений. Было ли ему безразлично? Или наоборот? Он вдруг вспомнил как собирался на именины девочки, но как внезапно заболел Александр, какими обеспокоенными были Шарлотта и Мария. Он не смог вырваться - потому что сын в бреду держал его за руку и не хотел отпускать... Он тогда отослал девочке подарок и письмо, но теперь понимал что они попросту не дошли. И курьер - не забыть кстати наказать его - солгал что доставил посылку. В дом который к тому времени уже давно лежал в руинах, хорошо, хорошо с этим мальчишкой надо будет побеседовать отдельно.

- Друг... наставник. Отец быть может? - в глазах Императора против его воли блеснули холодные голубые искры, противоречившие его сдержанному тону. Александра называла князя Ливен отцом. Может и Корфа тоже? Он должен был узнать и это. Даша навряд ли ответит правдиво, боясь что ее ответ станет последней каплей для мужа, но трудно ли послать пару соглядатаев из Третьего отделения чтобы незаметно выведали эту информацию у слуг. Солжет ли или скажет правду? Это тоже было значимо и он мысленно пообещал себе хороший бокал коньяка после этого разговора. И похоже он был нужен не один. - Скажи, Долли, как Александра обращается к твоему второму мужу?. По имени-отчеству? По титулу? Или?

Пожелала называть отцом. Его дочь, принцесса - пусть и незаконнорожденная - зовет отцом какого-то опального барона. Корф! Недаром одно это имя вызывало у него оскомину. Этот подонок украл не только его женщину, но и его дочь. Право, виселица будет для него слишком мягким наказанием. Хотя.... ревность ревностью, но трезвомыслие его пока не покидало. Хотя что скрывать засаднило где-то в душе при словах Даши. Молится об одном а отцом называет другого. Вырастет такой же как и ее мать... Двое мужчин у одной, два отца у другой... Какая путаница.
Он любил эту девочку, любил по-своему, и если рамки света не позвляли часто открыто ее навещать пока Ливен был хозяином в собственном доме, то после их переезда... Хотя. С сентября по ноябрь. Слишком долгий срок чтобы помнить собственного отца?
Стоп. Я слишком много хочу с ребенка. Она-то всего этого не понимает, она и Ливена отцом называла. Но Даша.... Корф...  Последние слова заставили Николая аж вздрогнуть от неожиданности и непонимающе поглядел на нее
- Трое братьев? Каких братьев? У Корфа же не было детей!

Отредактировано Император Николай (25-06-2015 00:32:09)

- Усыновил? Корф? - Император был близок к тому чтобы расхохотаться, но сдержался. Так вот почему эта свистопляска с имуществом от которой еще вчера днем действительный статский советник Мирабов лишь руками разводил, не находя в выставленной ограде ни одного изъяна. Конечно ограду можно и сломать обычным высочайшим повелением, без юридического обоснования но на это идти было опасно. Интересно - Дарья знает? Впрочем что ей с того. Всегда была бессеребренницей - легко быть ею когда всю жизнь не нуждаешься ни в чем.
Николай лишь отер усы, пряча улыбку и кивнул - Вне сомнения весьма благородный жест. Вот что, Даша. Я не хочу чтобы моя дочь росла в подобном обществе.

- Честность, благородство, честь, преданность родителям и государю... - Николай перечислял загибая пальцы, а потом уже не скрывая иронии поглядел на нее - Честность вне сомнения заставила вас солгать мне тогда, в сентябре. Благородство запретило поставить меня в известность о ваших планах на замужество, честь разумеется уложила вас в постель к другому мужчине через два месяца после моей, преданность родителям несомненно помогла Корфу загнать своего отца в преждевременную могилу, и преданность государю конечно же была веской причиной по которой он при свидетелях заявил что убьет меня. Великолепные качества, Долли, я согласен. И вне сомнения лучший способ обучения детей - личный пример.

Отредактировано Император Николай (25-06-2015 00:55:39)

Вот теперь Николай позволил себе расхохотаться. В голос, от души. И что удивило его самого - смех прозвучал совершенно добродушно.
- Однако! Ты не была такой храброй полгода назад. Там была храбрость загнанного лисенка а теперь я вижу львицу. Право, Корф сильно на тебя повлиял - неизвестно только к добру ли. - Император поднялся с кресла и принялся неторопливо прохаживаться по кабинету заложив руки за спину - Что ж ты права, за одним исключением. Ты должна была поставить меня в известность до того как выходить замуж. Честно сказать - Государь, я больше не люблю вас, отпустите меня. И лишь после этого выскакивать замуж за этого мальчишку. Это было бы честно, моя милая. Не находишь? И у меня не было бы повода чувствовать себя преданным. Примчаться к любимой женщине и обнаружить что она видите ли замужем. И за кем! За Корфом! И услышать как он "всеподданейше" просит меня отойти от его жены! В смелости ему не откажешь, это верно, но сути не меняет