- О странном? - Анна грустно и задумчиво покачала головой, - Нет. О неизбежном. Рано или поздно - но, скорее, рано - мне нужно будет уехать отсюда. Теперь это больше не мой дом. Пока был жив Владимир, то... даже тогда я чувствовала себя лишней здесь... временами. А теперь я и вовсе всем чужая. Я не из этой семьи.

При упоминании о помолвке глаза Анны вновь наполнились слезами.
- Может так случиться, что никуда я не перееду... и ни за кого не выйду... - еле слышно проговорила Анна, низко наклонив голову. Но потом выпрямилась и резко обернулась к Михаилу.
- Может быть, вы что-нибудь знаете? О Сергее? Вы не встречали его в Петербурге? - ее глаза светились отчаянной надеждой.

Не видел... Ее глаза потухли, и она пересказала Мишелю подслушанный разговор.
- Понимаете теперь, почему я так волнуюсь? Если Сергей пойдет к императору... И если он в самом деле захочет отомстить... он уже никогда... - дальше продолжать она не смогла. Не было рядом Глаши, с ее бесконечным запасом носовых платков, так что слезы пришлось вытирать перчатками.

Александр не находил себе места. Два дня, целых два дня - его ни на секунду не оставляли одного, и даже написать письмо он не мог, не будучи уверенным что его не вскроют. Такого еще никогда не было - но отец, предвидя, что сын может сотворить какое-нибудь безумство не думая о последствиях - попросту приставил к нему охрану! Не открыто конечно, придраться было не к чему, у дверей его покоев не стояли часовые с саблями наголо, но все обстояло еще хуже! На прием постоянно прорывались какие-то люди, и вместо одного адьютанта к нему приставили еще троих - под предлогом того, что один не справляется. И эти четверо - попеременно то входили в комнату с какими-то пустячными вопросами и донесениями, то докладывали о всякой ерунде, то приносили письма - да не скопом, как это обычно делалось - а по одному. Складывалось такое ощущение что каждая кошка во дворце задалась целью написать цесаревичу по нескольку строк - от любовных записок фрейлин - до нелепейших просьб разрешить ссору между офицерами. Как будто он когда-то этим занимался! То и дело наведывался Жуковский, и то отчитывал, то сочувствовал, то прикидывался и вовсе что ничего не произошло. Оставалось лишь благодарить Бога за то, что Мария отправилась с его сестрами в Екатерининский дворец - к концу следующей недели была назначена рыцарская карусель, и она, никогда не видевшая этой забавы - хотела посмотреть на подготовку к столь знаменательному зрелищу, подобрать костюмы, погрузиться в атмосферу которую создавали во дворце, и как следует поскучать по нему, Александру - чтобы в полной мере поиграть в прекрасную даму, к которой вернулся ее странствующий рыцарь. Эта полудетская задумка его бы позабавила и растрогала - но сейчас он мог лишь радоваться что она уехала. Ей он не смог бы лгать, от нее не смог бы отворачиваться, а рассказывать ей.... про Владимира... было выше его сил. Между ними вновь выросло бы непонимание, утайки... Нет.
Марии не было, и Александр скрипел зубами, ругался, и отсылал всех, но они приходили снова, пока он наконец не заперся у себя в спальне заявив что будет спать.
----------
Он не помнил как провел время с утра до двух часов пополудни в день казни. Воскресенье. Это было воскресенье. Он стоял у окна, слушая как плывет над городом благовест сотен церквей и церквушек, и думал о том, что сейчас - там, за рекой, под тем шпилем который не был виден ему из-за густого снегопада - раздался залп, хлынула кровь, и его друг - единственный друг - рухнул мертвым в снег. Невольно вспоминалась дуэль. Сколько тогда было крови... а сейчас? Сколько будет стрелков? Полдюжины? Десяток? Дюжина? Десяток ран. Алый поток, который тогда, в сентябре снился ему в кошмарах - сейчас казался наяву - словно им отсвечивал вихрящийся снегом воздух.
А потом он сидел за своим столом - в одной рубашке, с бутылкой коньяка. Он хотел пить.... напиться - вдрызг! Но почему-то не мог. Ерошил волосы  так, что в конце концов обычно аккуратная шевелюра за которой он так следил - стала похожа на разворошенное воронье гнездо.
В конце концов он не выдержал - молчание раздирало ему душу и он всерьез начал опасаться что попросту накинется на первого кто войдет. Ему не давала покоя собственная трусость. Да, он старался поступать разумно - как говорил ему Корф, он держался, честно держался как подобает его сану, но.... и что с того? Корф мертв - и этот совет ничем никому не помог. Он забыл и о том что устроил Владимиру встречу с женой, что устроил ему встречу с другом - забыл обо всем, и клял себя за бездействие, за бесполезность, помятуя о главном - о том, что он так и не поговорил с отцом, хотя это было первое что он хотел сделать. Но - отчего-то всегда считавший свое мнение непреложным - на этот раз повиновался просьбе Корфа молчать. Для чего? Он хотел умереть не замарав себя бесполезными попытками защититься? Чтобы не считали что он малодушно просит пощады и сам попросил наследника заступиться? Вздор, никто бы так не подумал. Или подумал? Александр окончательно запутался. ему становилось все тяжелее сидеть в тишине и когда часы гулко пробили два часа пополудни он не выдержал. Оделся, и даже не приглаживая волос отправился к отцу. Через приемную где сидело без малого дюжина человек он идти не хотел - но у него был свой путь - через покои матери, малую гостиную и несколько меньших помещений - через внутреннюю дверь. Из-за двери слышались чьи-то голоса. Неважно кто там у него сидит - со внезапной яростью подумал он, и уже поднял было руку чтобы толчком распахнуть дверь, как застыл на месте, услышав голос отца
- - С какой стати я должен помиловать барона Корфа?
Юноша застыл на месте.
- С той стати, что он невиновен в возведенных на него обвинениях, Ваше Величество. - произнес из-за двери чей-то ровный, но звучный, явно привыкший командовать голос, показавшийся ему чем-то знакомым. Александру показалось что его ударили в оба уха. Восторг пополам с недоверием словно толкнул его изнутри. Позабыв о всех правилах благопристойности он приник к двери всем телом, жадно прижавшись ухом к сквозной резной филенке, прикрытой лишь шелковой драпировкой со стороны кабинета.
Он слушал разговор то бледнея то краснея, с замирающим дыханием и широко распахнутыми глазами. Имя которое упомянул отец, называя своего собеседника - было ему тоже знакомо. Граф Воронов. Кажется он встречал кого-то с таким именем у Корфа.... да, на свадьбе некий Воронов держал бутылки по которым стрелял Владимир. Но - прийти к Императору? И разговаривать с ним - ТАК? Напрямик, не подбирая слов и не обходя подводных камней? Этот человек - сумасшедший или самоубийца? - росло непонимание, но вместе с ним - восторг, к которому примешалась толика зависти. А он-то считал себя настоящим другом... вот оказывается какой бывает дружба.... А я не мог поговорить так с ним, хотя он мне родной отец!!!
Хотя он был к себе несправедлив, и краем сознания понимал это. Отец бы не воспринял его слова, назвал бы ничего не соображающим юнцом и все. А вот к этому он прислушивался! Хотя от ледяных ноток в голосе отца, от того как он срывался иногда на крик - мороз пробирал по коже а от спокойной - но такой емкой угрозы Александр прикусил губу. "сейчас откажется". Нет... не отказался. Хотя внезапно охрипший неживой голос произнесший "подписывайте указ... Государь"казалось принадлежал привидению, а не живому человеку.
От слов что были сказаны после - Александр отпрянул, недоверчиво поглядев на дверь, и едва не подпрыгнул от грохота стула и рева отца "Не сметь! Я приказываю!" Господи. Выходит прямо там, сейчас за этой дверью....
- Александр? - раздался сзади мягкий голос матери и он отскочил словно дверь была раскалена. Раздался шорох юбок и вошла Императрица.
Он не помнил что она говорила, не помнил что отвечал - после того разговора говорить с матерью было тяжело, но приходилось быть неизменно почтительным. Она оставила его лишь через четверть часа, и он жадно прильнул к двери ухом, но не услышал ничего. В кабинете было тихо. Значит жуткий разговор уже закончился.
Он опрометью бросился было в приемную к отцу - но его перехватил Жуковский, от которого он никогда не умел быстро отделываться, и с тех пор.....
--------
Но теперь он скакал в Двугорское. Со всей прытью на которую были способны лошадиные ноги - презрев и экипаж и сами - мчался едва сумев сбежать из-под надзора, словно мальчишка, словно дезертир. Сегодня было четырнадцатое число. Поминки. Он не успеет - время перевалило далеко за полдень. Но.... Принести соболезнования вдове, и -рассказать. Рассказать об этом невероятном посмертном помиловании. Казенным порядком этот указ будут гонять по инстанциям еще с неделю если не больше, но ему казалось важным как можно скорее принести эту весть в дом Владимира. Вряд ли это станет большим утешением для вдовы, но для друга это было важно - он знал. Важнее всего.
Взмыленный мерин пролетел по укрытой снегом подъездной дороге, влетел на широкий двор, оскальзываясь на расчищенных плитах и с разгона промчался едва ли не до самого конца, где двор переходя в парковую дорожку уходил под заснеженные еловые лапы.
Александр едва успел соскочить чтобы не упасть. Теперь... в дом?
И тут его ужалило. В этот дом, куда он входил легко - как к себе домой - теперь он войти не имеет права. Потому это больше не дом его друга. И он тут.... лишь Наследник престола, которого не любят.
Он неуверенно шагнул вперед и остановился, не решаясь подняться на ступеньки

Отредактировано цесаревич Александр (19-08-2015 14:41:38)

Алешка опустил голову,прижав ладошкой крест к груди и испытывая какое-то странное чувство ,которому и названия то придумать не мог.
-это орден святого Георгия,"За службу и храбрость"-посмотрев на мамину руку,произнес мальчик и ,поддавшись вперед,вытер нос рукавом и сам стал поднимать награды,бережно укладывая их в ящичек-это еще один Владимирский крест,называется "Польза,честь и слава".А это....-пальцы осторожно подняли красный крест в золотом кружеве с женской фигуркой в бело-алом одеянии на эмалевом кружке в центре-это орден Святой Анны,а девиз  «Любящим правду, благочестие и верность». А это...-оживившись,Алешка поднял две одинаковые круглые медали-это польский орден...я забыл,как называется.Но девиз "Государь и Отечество" ,они выдаются за доблесть в бою.А вот этот...мама,это мальтийский крест святого Иоанна Иерусалимского.-с восторженным вздохом Алешка взял оставшийся на шкуре красный крест на голубой ленте-этот орден перестали выдавать аж в 1817 году!А папе выдали спустя двадцать лет.А за что?Мама,ты знаешь за что?-повернувшись и приподнявшись на коленях,держа в одной руке крест,а вторую положив маме на плечо,Алешка пытливо всматривался в ее глаза

-этим орденом был награжден генерал...генерал...не помню,какой-то генерал за героизм при Бородине.Но он хлопотал,что бы его позволили передать папе.А за что?Я тебе расскажу-Алешка сиял,как новенький пятак,покачиваясь на коленях и размахивая рукой,в которой держал крест-он спас жизнь сына этого генерала!Тот был ранен,а ...и....и полк отступал,и все прошли,а папа его увидел и выволок.Вот!Папа-герой,правда,мам?-опустившись на шкуру,Алешка уложил крест в ящичек и посмотрев еще немного,закрыл его.Поднявшись,он поставил его на каминную полку и погладил ладошкой,висящий на груди крест-я отнесу его наверх.Мам,а давай пока никому не скажем?Пусть будем знать только ты и я,хорошо?-обняв маму,Алешка выбежал из кабинета и ,забыв и о трауре и о правилах,понеся на второй этаж,обгоняемый Дружком

Послав крепостную доложить хозяйке дома о своем приезде, и распрощавшись с Анной - Александр остался в холле. Дом казался притихшим, впрочем здесь никогда на его памяти не было шумно, но тогда это была тишина спокойная, мирная, тогда как казалось в этой тишине что-то глубокое, отчего дрожь пробегала по спине. Да... с момента той, осенней дуэли он был здесь лишь однажды - приехав на свадьбу друга. Тогда весь дом светился огнями, музыку можно было слышать еще с подъездной аллеи, и даже слуги казалось сияли. Тогда пахло дорогим воском и хвоей, и странным было ощущение - в бальном зале, при множестве гостей не витал в воздухе дух обычных шепотков, не теснились по углам шепчущиеся группки и не звенел воздух от перекрещивающихся в воздухе многозначительных взглядов. Хорошо бы и у меня была такая свадьба - безнадежно подумал Александр - небольшая, но полная света, искрящаяся радостью,  и не замутненная ничем - даже неминуемым гневом отца и карой... Так нет же. На моей наверняка будет не менее тысячи гостей, и воздух можно будет ножом резать от обилия громких имен, титулов и самомнений. И все будут пыжиться, ревниво поглядывая друг на друга... и в день своей свадьбы я не встречу ни одного искреннего лица. Ни одной по-настоящему теплой улыбки. Кроме глаз и улыбки Мари. Возможно и матушки. Но все остальные... будут чопорные, или приторные, или манерные, или завистливые, и все без исключения будут затянуты как в корсеты в эту отвратительную важность и сознание собственного достоинства которое превращает их в манекены. Он с горечью улыбнулся, вспомнив как иногда Корф посмеивался над его тягой "жить как обычный дворянин". Теперь вот уже не буду. Нет больше никого, с кем я мог позволить себе такую роскошь. . И правда. Охоту лишь с парой псов, без загонщиков, в одиночку или на пару с другом. Дружеские посиделки по вечерам - одних рубашках у камина, - без опостылевшего мундира с удушающим воротником и не заслуженных им орденов надоевших до тошноты - с вином или бренди, смеясь и болтая обо всем... посиделок в деревенском трактире, вылазок в цыганский табор, когда сидя у костра они слушали удивительные цыганские песни.... конечно цыгане поют и по кабакам и на приемах - но это все не то. Те песни, что они поют у себя в таборах, у своих вольных костров - поют для души, а не для заработка - имели совсем другой вкус. Ни веселых подначиваний, ни состязаний в стрельбе и на шпагах, ни кратких поездок по окрестностям... Теперь таких каникул у меня больше не будет. Никогда.

Александр оглянулся на звук шагов и прикусил губу, увидев хозяйку дома. Только что он вспоминал ее - смеющуюся, радостную, скользящую по бальному залу в великолепном, белом с серебром платье и волшебной вуали превращавшей ее в какую-то сказочную принцессу. А теперь - в этом же доме, она вышла ему навстречу в глубоком трауре. Глаза которые искрились в тот вечер счастьем - сейчас были пустыми и потухшими. Он поежился, представляя - что сказал бы Корф, тогда, на свадьбе - если бы какой-то провидец показал бы ему что станет с его женой через каких-то два с лишним месяца. Случилось бы все так как случилось? Или нет?
Наследник молча поклонился, и взяв ее руку поднес к губам.
- Дарья Михайловна, позвольте сказать как искренне я разделяю ваше горе. И будьте уверены - что всегда и во всем вы можете рассчитывать на меня, как сейчас так и в будущем.

Цесаревич в первый момент растерялся. Он лишь понаслышке знал о том, что следует делать. На его памяти не умирал никто из родственников, да если бы и умирал - то во дворце все всегда не так, как в обычном доме. Но все же мельком глянув на сервированный стол - налил в рюмку водки из графина, выпил молча, единым духом, поставил рюмку на стол и повернулся к молодой женщине.
- Дарья Михайловна, у меня есть для вас новость. Горю вашему она боюсь не поможет, но для детей... да и для самого Владимира это было бы очень важно. Я примчался сюда как только смог сбежать из-под надзора, даже писем писать боялся, чтобы не вскрыли, а должен был сообщить это вам еще.... - он осекся едва не сказав - в день казни, но вовремя опомнившись поправился - Вечером в воскресенье

- В два часа пополудни в воскресенье... - да-да, в два часа... через два часа после расстрела... какая ирония - Был подписан указ о полном помиловании для вашего мужа. Реабилитация, признание его невиновности и восстановление во всех правах - он почти слово в слово повторил слова отца и поежился.-  Обычным порядком этот указ будет проходить через Второе отделение канцелярии еще наверное неделю, и вам об этом сообщат, когда он будет окончательно обнародован, но мне хотелось чтобы вы узнали как можно быстрее.
Ну почему, почему это отвратительное чувство вины! Постоянное ощущение что мог сделать что-то бОльшее.. а вместе с тем лишь сообщаешь о посмертном помиловании. Да еще которое выхлопотано не тобой.

Александр следил за ней в волнении теребя свисающий кончик аксельбанта. Новость действительно жгла такой черной иронией, что он даже представить не мог - что она сейчас чувствует.
- К нему пришел некий граф Воронов. Так вышло что я.. подслушал разговор...- юноша покраснел до корней волос, и тут же с досадой вскинул голову. Ну да. Подслушал! А что еще оставалось когда его стерегли в собственных покоях как пленника? Не подслушал - так бы черта с два узнал! Отец скорее бы себе язык проглотил - чем рассказал бы хоть одной живой душе о произошедшем в его кабинете разговоре, и все бы считали что это он сам, император - проявил милосердие. - Из разговора этого понял так, что этот самый Воронов - друг Корфа, спешил откуда-то.. не помню уже откуда, но успел только к самому моменту казни. И явился к императору требовать правды. Чтобы хоть обелить его честь.

- Слышал - Александр поежился, и оперся обеими руками о спинку другого стула, стоя за его спинкой лицом к ней. - Боюсь этого разговора до конца своих дней не забуду. Он обвинил отца в том, что тот совершил неправедный суд, что намеренно велел убить мужа своей... фаворитки, что опозорил преданного ему человека... Ох, чего он только не говорил.... Назвал суд - лживым фарсом, обвинение - лжесвидетельством, казнь - убийством... сказал что он, Император опозорил себя этим судом и этой казнью, что желая обесчестить Корфа он обесчестил и себя в глазах всех дворян... что вымышленность обвинения очевидна всем, и весь Петербург скоро назовет его мелким ревнивым тираном... Более того.... - Цесаревич сжал пальцы, вспомнив разговор с баронессой в Петербурге, и то, как она рассказала ему о притязаниях его отца. Он невольно понизил голос. - Еще он.... он почти открытым текстом обвинил отца в том, что тот намеренно спровоцировал Владимира, и именно провокацией и была вырвана угроза, за которую по букве закона его и казнили. И заявил что требует правосудия. Пусть и посмертного.

Александр заколебался. Но ведь в конце концов навряд ли это имеет для баронессы значение.
- Не знаю, Дарья Михайловна. Конец разговора который я услышал был настолько двусмысленным, что.... - он передернул плечами - Император сказал что выполнит требования, но Воронов будет наказан. Граф согласился, не спрашивая в чем наказание. Приказ был подписан и отдан адьютанту, а потом... потом началось что-то непонятное. Отец сказал что наказанием будет разжалование, отчисление из армии и ссылка.  И даже кажется приказ написал - потому что была тишина и скрип пера. А потом этот Воронов сказал что принимает наказание, но раз он больше не офицер царской армии то и жить ему больше незачем. Дальше произошло что-то такое отчего раздался страшный грохот и отец заорал "Не сметь, я приказываю!". То есть он-то жив, во всяком случае если бы кто-то покончил с собой в кабинете у императора - шум поднялся бы такой что это не утаили бы. Но я встретил Анну и она не знает - почему он в таком случае не примчался сюда - раз пошел уже третий день.

- Он это знает, баронесса. - тихо ответил Александр, глядя на эту женщину с острым сожалением. Не создана она для траура. Как светились ее глаза там, на свадьбе. И как смотрел на нее Владимир, когда они стояли у окна с шампанским. Он тогда всеми силами пытался предостеречь друга... а тот лишь смотрел на нее, танцующую с кем-то. Так, словно больше никого вокруг не замечал. Сказать ей? Нет, лишь еще больше растравливать ее рану бессмысленно - Говорят что для мертвых не остается тайн на земле. Думаю он обрел покой, зная что честь его восстановлена, и дети смогут носить его имя с гордостью которой оно заслуживает.

Александр вздохнул. Вот и все, дело сделано. Он обвел взглядом столовую, и поразился тому - насколько может перемениться помещение, оставаясь внешне таким же. Вот за этим же столом они завтракали с Владимиром отправляясь на дуэль. А теперь на этом столе накрыто - для поминок по нему. На секунду появилась мысль - попросить дозволения войти в кабинет, побыть там одному, вспомнить о бесчисленных посиделках, шутках, смехе... но тут же он яростно отмел эту мысль. Кончено, будь мужчиной наконец! Он выпрямился, снимая руки со спинки стула.
- Примите еще раз мои соболезнования, Дарья Михайловна. И помните - я всегда к вашим услугам.

Кто бы сказал - невесело промелькнуло в мыслях, но вслух он произнес лишь
- Благодарю, баронесса. Берегите себя - Александр склонился к ее руке, поклонился, и не оглядываясь вышел из столовой. В большом квадратном холле было уже сумрачно. День снаружи угасал, и он вздохнул, проведя странные аналогии которые пугали его самого. И вдевая руки в рукава он тоскливо поглядывал в высокие окна по обе стороны от входной двери, предвидя долгое и безрадостное возвращение назад

Отредактировано цесаревич Александр (20-08-2015 20:07:29)

-то есть как?-ошеломленно уставился на дочь Волконский и посмотрел на ошеломленного не менее Трубецкого.Правда того зацепило самое начало предложения
-Наследник приезжал?! Сам Наследник?!
-друг он Владимира,не удивляйся-махнул на него рукой князь,не сводя глаз с дочери-Даша,он объяснил с чего вдруг Император передумал?Неужто понял какая на него тень падает?!

-значит все-таки у него получилось-пробормотал Волконский,откинувшись на спинку кресла. Удивительной силы дружбы связывала молодого ротмистра с зятем.Вот так пойти требовать правды у самого государя,рискуя службой,свободой,в конце концов жизнью ради чести друга,требовать посмертной реабилитации для него.Да,не каждый на это способен, далеко не каждый. Что стало с Вороновым дальше?На поминках он не появился,письма от него среди пришедших тоже не было,он знал.Ответил за свою дерзость перед Государем?Но каким образом? Поток этих мыслей затопило словно ярким светом,и Волконский улыбнулся впервые за все эти дни-оправдан

-ах дурак старый,я же тебе не рассказал!-покачал головой Волконский-он ведь был там,в Петропавловской.Он вынес тебя оттуда...с площади.Пока мы ждали врача и после осмотра поговорили,он и сказал о своих намерениях отправиться в Зимний.И выходит добился...Отчаянный молодой человек и преданный дружбе.Таких друзей днем с огнем не сыщешь