Легенды старины глубокой

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Аутопсия.

Сообщений 1 страница 13 из 13

1

Время года: Зима
Дата: 12 января
Время действия: Полдень и далее
Место действия: Петропавловская крепость, лазарет.
Участники: Пирогов Николай Иванович - ученый, хирург, анатом, Семен Данилыч - тюремный врач. Владимир Корф - подопытный.
Краткое описание  действия (не менее трёх строк): Какой была хирургия в 19 веке? Сейчас трудно представить себе эти операции - без обезболивания, без специально оборудованных операционных, в обычной уличной одежде, и в редких случаях - с масками лишь для собственной защиты. Только-только начинали развиваться методы антисептики, и карболка Листона, и хлорная известь Земмельвейса, и ляпис Пирогова еще не принятые как действенный метод - проходили свое страшное испытание на людях, и по статистике, в переписке и публикациях рождались методы которые сейчас мы принимаем как данность. Кто может представить себе ампутацию руки или ноги - в кухонных условиях на столе? Кто представит операции на печени и кишечнике, на брюшной аорте и сухожилиях "на живую" - когда пациента из-за тяжелого состояния не всегда можно было даже накачать спиртным или опиумом? Кто может представить количество смертей - от кровопотерь и заражения, от неумелых действий хирургов, знания которых об элементарной анатомии оставались столь посредственными, что они чаще убивали пациентов, чем спасали?
Наверное это могут представить многие.
Но вот кто представит - как все же умудрялись в таких условиях все же оперировать - и спасать. Спасать - подчас безнадежных, тогда как от такой мелочи как вросший ноготь часто отправлялись на тот свет от инфекции и сепсиса? А ведь умудрялись. И спасали. И выживали. И одним из основных родоначальников хирургии в современном ее виде был человек, труды которого не превзошли за двести прошедших лет, имя которого до сих пор является именем великого новатора, которому нашлось бы мало равных по вкладу, сделанном ему в развитие хирургии.
Так вышло, что в описываемое нами время, он и совершал свои открытия. И за точность их, за его действительные, реальные действия, достижения и методы - могу поручиться. Все то, чего я коснусь - и "ледяная" анатомия, и учение о гибернации и шоке, и операционные методы, и многое другое - имело место в действительности. Но я вынужден принести извинения памяти этого человека, поскольку боюсь, что не сумею в достаточной мере передать читателям то, что он в действительной мере значил и совершал, то глубокое уважение которое ощущаю сам, и которое ощущает любой хирург при упоминании одного лишь имени Николая Ивановича Пирогова.
В отличие от многих - Пирогов был оценен своими современниками, в двадцать шесть лет профессор Дерптского университета, в тридцать - глава кафедры в Медико-Хирургической академии Санкт-Петербурга, основатель и главный врач первой хирургической клиники в России. Последующие его заслуги и регалии можно подробно и в достойной мере перечислить лишь в автобиографическом труде, коих написано без числа. Можно писать и перечислять бесконечно, но почувствовать на деле значимость его открытий - можем оценить лишь мы, до сих пор, спустя без малого двести лет использующие его методы, его атласы, операции и инструменты созданные им. Его имя упоминается в числе сотни великих людей изменивших мир, и к его телу в Винницы до сих пор ходят на поклон - и неизлечимые больные в надежде на чудо, и медики приносящие свое почтение и благодарность.
Изображений его имеется множество, но я нашел лишь одно, которое подходит по возрасту к описываемому нами времени, т.к. большинство из них сделаны позднее, когда его заслуги стали понимать уже не только медики но и общественность, и власти.
http://3.bp.blogspot.com/_wlbOlU1oOWI/TObL64UnCwI/AAAAAAAADlI/gtF5O1gK0f0/s400/pirogov.jpg
Л. Ф. Коштелянчук. "После операции".

Отредактировано Владимир Корф (20-08-2015 23:44:59)

+2

2

- Не изволите ли еще чаю, Николай Иванович? - старый тюремный лекарь подался вперед, поднимая чайник. В маленькой комнатенке в которой проживал Данилыч было все же много уютнее чем в мрачной, холодной пустоте огромного покоя, служившего лазаретом Петропавловской крепости, и даже в приоткрытую дверь тянуло оттуда затхлой сыростью, запахом гнилой, стоячей воды, и казалось въевшейся в самые стены слабой, приторной вонью. Впрочем старик к этому запаху приспособился уже давно, да и его собеседник был к нему привычен. В сумеречном свете проникавшем через маленькое оконце сквозь густеющий снегопад поблескивали оловянные кружки и золотились наполовину прикрытые съехавшей салфеткой кренделя на тарелке. Старый лекарь расстарался, привечая гостя. Впрочем гость не выказывал должного интереса к угощению. Молодой, лет тридцати человек - с бледным от недостатка солнца и свежего воздуха лицом - он был несмотря на молодость почти лыс, лишь на затылке еще редели волоски, и от темени по вискам спускались до середины нижней челюсти кустистые черные бакенбарды. Тонкие, жилистые и нервные руки с черными и желтыми пятнами от ляписа и карболки, находились в непрестанном движении - пальцы то теребили край скатерти, то барабанили по столу, то вертели кружку, то дергали за бакенбарды, которые от такого обращения постоянно стояли торчком, но при этом - странный контраст - бледно-серые глаза смотрели цепко и вборчиво, горели энтузиазмом и невероятной концентрацией, создавая ощущение что они умеют видеть куда больше чем подвластно остальным. Говорил впрочем тот, кого назвали Николаем Ивановичем - охотно и много, и в его обращении к старику сквозило неприкрытое доброжелательство.
- Нет, Семен Данилыч, благодарствую. - он в который уже раз поглядел на часы - Говорите в полдень?  Ах, до чего жаль что не могу видеть сам процесс!
- Казнь? - рука старика застыла и поставила чайник обратно - Помилуйте, батенька, что же там интересного?
- Как что?! - казалось вопрос изумил молодого человека, словно бы он восхищался красотой летнего заката а его спросили - что в нем хорошего - Я избрал путь военной хирургии, Семен Данилыч! Военной! А ни разу не видел как наносятся огнестрельные раны, и весьма отдаленно представляю себе реакцию тела в момент получения пули! А это ведь важно, и насколько важно! Мало того - знали бы вы как трудно заполучить стоящий труп с огнестрельной раной! Больных, истощавших, чахоточных или язвенных пруд пруди, но они годны разве что на исследование сосудисто-нервных пучков, да и то - не все! Намедни вашего висельника привезли, вы его видели? Маленький, худенький, проще паука вскрыть, и то больше проку будет честное слово! А новый сухожильный шов пробовать - так там иглу воткнуть было некуда! Не сухожилия - ниточки!
Старик хмыкнул, и все-таки налил чаю в кружки.
- Я признаться удивился что вы самолично явились. Обычно ж висельников к вам отправляли а тут - сами пожаловали.
- Так потому и пожаловал! - с жаром подтвердил его собеседник - Настоящие огнестрельные раны, да еще в большом количестве наверняка - это же находка! Сокровище! Исследовать каждый раневой канал, и произведенные нарушения, представить как если бы каждая из них была одиночной и чем и как можно было бы ее обработать, как нивелировать последствия.... Да и плюс к тому - казнимый-то по вашему сообщению молодой, здоровый мужчина! А значит годится для атласа! Столько работы, столько материала - и так мало действительно годного! Лишь каждый десятый труп подходит для того, чтобы быть расцененным как образец. Остальных приходится отдавать студентам. Не то чтобы я жалел, им сколько ни практикуйся - лишним не будет, большинство и иглу-то правильно держать не умеет до сих пор, но самому-то мне каково? Право, вот закончу с атласом - попрошусь куда-нибудь поближе к действующей армии. Грош цена эмпирическим исследованиям не подтвержденным практикой, а где мне найти в Петербурге в достаточном количестве практику по боевым ранениям? Разве что среди тех дурней что стреляют друг в друга на дуэлях. Так нет же, их родственники так дрожат над их драгоценными телами, что проще выцарапать медвежонка из лап медведицы чем заполучить такой труп. Так что потому и примчался как только мог поспешно. Вашего клиента, Семен Данилыч, надо вскрывать еще теплым. - прозрачные глаза энтузиаста заискрились - Вы не представляете, мне пришла в голову великолепная идея, но не на ком было ее пока опробовать. Буду молиться чтобы хоть одна из пуль угодила бедняге в печень.
- Почему именно в печень? - опешил тюремный лекарь
- Да потому что раны такие - безусловно смертельны, и отчего? От кровопотери! Только от кровопотери ну и инфекции - которая впрочем неизбежный риск. А скольких бы удалось возможно спасти, если бы мы умели останавливать печеночное кровотечение - вы хоть представляете? Ведь печеночная ткань сама по себе регенерирует быстрее всех прочих, они должны заживать быстрее чем царапины на собачьем носу
- Да как его остановить -то? - Данилыч нахмурился - Был у меня в двенадцатом году один такой. Ну попытался я его зашить - и что? Печенка под шелком рвется, мягкая она слишком! Нить прорезывает паренхиму насквозь, не удается даже близко края раны свести. И кровоточит при этом непрерывно - в яме полной крови копаешься - ни пальцев ни иглы не видишь, только по "хлюп-хлюп" и "чвяк -фссс" ориентируешься.
-  И что вышло? - Пирогов аж подался вперед, заинтересованный
- А ничего не вышло - отрезал старик. - Помер под руками-то. Только время зря на него потерял. Больше с такими и не связывался, хотя были и те, что кровили медленно, один помнится полсуток кровью исходил, но никто уже не брался. И без того ясно было что бесполезно это, нельзя печенку шелком шить - вот вам и весь мой сказ.
- А вот и нет! - торжествующий Пирогов откинулся на спинку стула - То есть да! Саму паренхиму печени сшить друг с другом нельзя, нить прорезывает как вы правильно заметили. А вот затампонировать? Приходило в голову?
- Чем? Ватой что ли? - Данилыч покрутил головой. - Вам обычного гниения мало - так вы еще предлагаете им в печенку по куску ваты зашивать?
- Боже упаси!!! - Пирогов расхохотался - Да нет же! Затампонировать - заткнуть дыру. Чем-нибудь из своего же организма - чтобы тело не попыталось это отторгнуть. Куском фасции, обрывком мышцы.... Да хоть от сальника кусок откромсать! Сунуть его в разрез и длинными швами поверх скрепить, так чтобы этот наш псевдо-тампон внутри дыры остался. - голос звенел так, словно он был поваром-энтузиастом рассказывающим коллеге рецепт необыкновенного, чудеснейшего на свете пирога, который можно получить лишь особенным образом смешав самые простые ингридиенты, и ожидающим за это аплодисментов. Аплодисментов впрочем не последовало. Семен Данилыч посмотрел на молодого коллегу с удивлением и опаской.
- Да уж.... знал я что вы на выдумки горазды, Николай Иваныч, но чтоб такое! Это где ж видано на человеке заплаты ставить - как на одеяле али штанах. Да еще не на коже а внутрях у него. Хотя верно, такой шов не прорежется - то, что вы внутрь засунете удержит шелк на месте. Но думаете это осуществимо? На практике? Бог с ней с инфекцией - но чисто физически? Сумеете - вот вы к примеру так зашить? Да еще достаточно быстро чтобы пациент не сдох?
- Отчего бы и нет! Только практиковаться надо, практиковаться!!!! На трупах поначалу, а потом и на живых - отчего ж нет. Таким кто пулю или клинок в печенку получил - терять-то уже нечего!
- Нечего. - хмыкнул старик - Только вот подите найдите в Петербурге мирном таких кто получает в печенку.
- То-то и оно.  - печально вздохнул Пирогов, и отпил чай - Вот  отточу на трупах несколько новых идей - и отправлюсь все же на Кавказ - практиковаться на живых. Грош цена ведь таким идеям, пока они на деле себя не оправдали....

+2

3

- Идеям... - старик почесал давно небритую щеку. - Идеи у вас, Николай Иваныч по большей части странные какие-то, не извольте обижаться. Ну вот скажите вы на милость - с какой же радости вы трупы замораживаете? Ведь свежего-то легче вскрыть.  А я слыхал вы их на мороз, а потом - пилой. Пилой, прости Господи! Да еще не честь-по чести от челюсти до сраму а варварски - и вдоль и поперек и посередке, ни дать ни взять - бревно распиливаете. Воля ваша, по мне так издевательство выходит форменное!.
Тирада Данилыча несмотря на свой явно неодобрительный тон похоже пришлась молодому его собеседнику по душе - он аж подскочил на стуле, с азартно загоревшимся блеском в глазах, и подался вперед
- А вот и нет! Вот скажите, Семен Данилыч вы когда последний раз оперировали? Еще поди в армии? Да неважно, помните наверняка что видели. А анатомию по чему изучали? Правильно, по атласу Везалиуса, который был издан Бог весть когда. А потом по нашим современникам которые недалеко от него ушли. Ну вот скажите - открывая живое тело - разве мы видим то же что открывая мертвое? Похоже, да, но ведь не то, совсем не то - во многом. Легкие сдуты - ни дать ни взять дохлая губка, сосуды - даже магистральные - днем с огнем не найдешь, спадаются, не сосуд а слипшаяся макаронина, ни калибра ни упругости представить нельзя, поди разбери что это - артерия, вена или лимфатический проток. Про нервные стволы и говорить нечего. Кишечник без тонуса, просвета не видно, плоское все какое-то - и картинки в атласе и то, что под ножом открыто - суть иногда понять невозможно что смотришь! - он забавно наморщил нос, изображая свое недовольство.
- Ну да, есть такое. - буркнул старый лекарь - Хотите сказать что замороженый труп больше похож на живого человека чем свежий? Во дела - тогда бы наши богатеи при жизни бы замораживались прежде чем помереть.
Молодой ученый залился смехом, откидываясь на спинку стула
- Не-е-ет, Семен Данилыч, конечно же нет! Но идея пришла не потому что похож али непохож. А потому, что.... - он вновь улыбнулся, явно предвкушая множество раз множеству людей повторенный рассказ, который ему тем не менее не надоедал - Видите ли, шел я как-то по рынку на Сенной площади, по мясному ряду. Морозище - аж уши отмерзают. Гляжу - мясник со свиной тушей расправляется. Да не топором рубит - потому как от той на морозе осколки мяса точно льдинки отскакивали - а пилой разрезает. Тонкой такой, мелкозубой, я потом себе такую же заказал, только еще получше. Со столярного завода, какой красное и черное дерево обрабатывают. А на срезе.... М-м-м-м - Пирогов мечтательно прижмурился - И кость! И мышцы в поперечном сечении - и все - в фасциальных ложах! Где на свежем трупе вы сможете увидеть настоящий объем фасциального ложа- когда они все книзу тянутся? А сосуды! Сосуды, Семен Данилыч, видели бы вы! Ну прямо трубочки поперек разрезанные - и просвет видать, и стенка на всю окружность целенькая, кругленькая, заглядение! И расположение в сосудисто-нервном пучке, и сам пучок по отношению к мышцам и костям близлежащим - то, над чем я в Дерпте бился, а ведь стольких трудностей избежал бы, пока писал свою работу - если бы знал тогда этот метод. И разница в диаметре - прямо на глаз видна, за мерной лентой не тянись! Это же открытие!
- В чем открытие -то - нахмурился старик, не успевавший за быстрой мыслью своего гостя, и испытывавший в общем-то знакомое, но неприятное чувство, что вот - возраст, уже не способен скакать по чужим мыслям как козел по горам, и что-то из сказанного или подразумевающегося из восприятия ускользнуло. - Ну видно и видно, а нам-то с этого что?
- Как что?!!! - Пирогов подскочил как ужаленный, глядя на собеседника во все глаза. - Вон у вас на полке - атлас Буяльского. Блистательное творение - все так говорят. Тело раскрыто как цветок, каждый орган тщательно прорисован в отдельности... а на деле? Способ анатомов не годится для хирурга! Удаляется много соединительной ткани, удерживающей различные части в их взаимном положении, вследствие чего изменяются их нормальные отношения. Мышцы, вены, нервы удаляются на рисунках друг от друга и от артерии на гораздо большее расстояние, чем это существует в действительности.- он раздраженно ткнул пальцем в полку на которой действительно гордо стоял здоровенный фолиант - Видели, например - на одном из рисунков, изображающем перевязку подключичной артерии, автор удалил ключицу. Зачем? К вам что - попадет когда-нибудь пациент с кровотечением которому потребуется перевязка артерии - и у него будет отсутствовать ключица? Буяльский таким образом лишил эту область главнейшей, естественной границы и совершенно запутал представление хирурга об относительном положении артерий и нервов к ключице, служащей главною путеводного нитью при операции, и о расстоянии расположенных здесь частей друг от друга! Как вы подберетесь к артерии которая под ключицей запрятана, если в атласе этой ключицы нет! Открывая рану вы будете ожидать что артерия вам прямо так и покажется - а наткнетесь - ах, какая неожиданность - на кость! А под ней- на губку из клетчатки и будете копаться, отыскивая под всем этим артерию пока пациент кровью не изойдет или от боли не умрет
- И все же.... - Семен Данилыч для которого этот атлас действительно был единственным источником знаний -за неимением других - насупился. - Главное же там сказано! Органы прорисованы, да и..
- Ну хорошо, - нетерпеливо перебил Пирогов. - Вот вам другой пример, поглядим, насколько вам помог этот несчастный Буяльский. Вот привезли к вам раненого - рука полуоторвана, артерию перевязать надо выше раны. Где перевязывать будете? На плече. А там - плечевая артерия, с веной да нервом в едином пучке идет. С какой стороны резать будете и к артерии подбираться?
- Как с какой - отсюда конечно - старый врач провел пальцем вертикальную линию по собственному плечу в средней его трети, очерчивая внутренний край двуглавой мышцы. - Тут всего легче, бицепс кверху оттянуть и вот он, родимый, пучок-то.
- А вот и нет! - Молодой хирург победно расхохотался - Вот то, чего в старой анатомии вы не найдете. На таком простом примере - Семен Данилыч, но вы вместо артерии перевяжете вашему пациенту медианный нерв. И кровотечение не остановится и рука отомрет - то что от нее осталось.
Старик опешил
- Это еще почему?
- А потому! В сосудисто-нервном пучке артерия с нервом и веной идут рядышком, но вот расположение относительно друг друга имеют разное!  На трупе этого не видно - там все теряет тонус и "свисает" до равного расположения едва только начнешь в нем копаться. А если свежего покойника заморозить - остаются на своих местах. Так вот возвращаясь к нашему примеру - в верхней трети плеча нерв идет снаружи от артерии, нижней - позади нее, а в средней - трети - прямо перед нею! И если вы, дражайший Семен Данилыч, делаете передний доступ по краю бицепса на уровне средней трети плеча - первое что высунется из пучка к вам под лигатуру - медианный нерв. Так что доступ во время операции на этом уровне нужно делать сбоку! Медиальнее на пару сантиметров. Ну или резать не на этом уровне, а повыше - в верхней трети. Тогда и правда сразу на артерию наткнетесь - но там вам будет мешать край дельтовидной мышцы.
Старый лекарь явно выглядел смущенным, а Пирогов сияющий и возбужденный этого словно не замечал
- И ведь представьте - Семен Данилыч - ведь никто этим вопросом не озаботился! Режут наобум, сосуды зашивают наобум - да если бы у этого сорвиголовы Пушкина вместо целой оравы титулованных идиотов оказался хоть один хирург, сведущий в действительном строении человеческого тела - он бы и сейчас пописывал свои стишочки! Не верите? А я вам докажу! И к слову - скажу что лучше бы Даль и дальше занимался филологией а не медициной, у него куда лучше выходит. Я читал его протокол о вскрытии - ну я вам скажу - поэма а не протокол! - он подался вперед, со все нарастающим азартом - А было там вот что! Пуля в нижнюю часть живота попала. Ну что там есть такого, отчего можно умереть? Кишечник не повредила, ниже почки прошла - раздробила часть подвздошной кости да застряла у крестца. Что делают эти горе-врачеватели? Пациент у них кровью истекает - но - внимание - медленно! А значит повреждена не артерия а вена, иначе не прожил бы он эти два дня. Всего-то и делов вену подвздошную перевязать, да пулю извлечь.

Отредактировано Владимир Корф (16-08-2015 17:46:37)

+2

4

- Как ее извлечь-то! - не выдержал Семен Данилыч. - Если спереди прошла - через живот, через всю брюшную полость, пробила брюшину спереди и сзади, аж до кости - как туда залезть-то? Какими инструментами через живот до крестца дотянуться можно?! Да и если попытаться - так то ж перитонит будет - в брюшине так ковырять!
- Вот! - Пирогов торжествующе поднял палец -Они так и сделали, олухи! Ну спрашивается - зачем, показал вам зонд что не тронула пуля ни кишечника ни почки, что она уже далеко за брюшиной, сзади, у кости - так чего вы лезете! А они пошли ковырять - да без ножа! Пинцетами-щипцами, если и не возникло перитонита при проходе пули через брюшину так они его своими манипуляциями обеспечили как пить дать! И ведь ни одному, ни одному в голову не пришло - что идти к кости надо сзади! Сзади, Семен Данилыч! Подвздошная кость вот же она - он для наглядности завел руку за спину и нащупал указанную кость на собственном теле - от кожи до пули - сантиметра четыре! Да еще когда кость разбита - открывай, вытащи осколки и вот она родимая! И вена там же! А они полезли с живота - через все тело, на тридцать с гаком сантиметров инструменты погружали! И ведь не операция это - а просто ковыряние, вслепую и наобум. А все почему? Да потому что на свежем трупе, милейший вы мой Семен Данилыч - кишечник без просветов, пузо спадается едва вскроешь и добраться до позвоночника через переднюю стенку живота - лишь два раза ножом махнуть - все само раскрывается. На живом-то не так.
У старого лекаря голова шла кругом.
- Выходит спасти могли бы?
- Спасли бы - уверенно ответил тот, кто первым в мире ввел в хирургию идею щадящего внебрюшинного операционного доступа к почке, брюшной аорте и подвздошным сосудам - За инфекцию конечно поручиться никогда нельзя, но хоть были бы уверены что сделали все возможное. А так...  Истекающему кровью человеку - пиявок ставили, представьте! Видимо чтобы побыстрее истек. При раздробленном крыле подвздошной кости - к кровати не привязали чтоб  не шелохнулся - он у них говорят и вставать пытался, и за водой поднимался сам. С осколками кости, которые по сосудисто-нервному пучку да мышцам при этом елозили взад-вперед. Немудрено что от их манипуляций у бедняги начался перитонит, от этих не убранных вовремя осколков и оставшейся у кости пули - вспыхнул молниеносный остеомиелит, да еще и кровопотеря которую остановить никто не пытался. И фьють! Нету больше стихоплета. 
Семен Данилыч, лишь вздохнул, и поглядев с отвращением на остывший свой чай выпил его залпом, словно водку за упокой. Не то чтобы он скорбел по Пушкину - он и стихов -то его не читал, но странным было сознавать, что величайшие лекари собравшиеся у одра поэта - так сглупили. Удивительным было то, что он ни на минуту не усомнился, не допустил мысли о том, что возможно те врачи были правы, а ошибается этот наглый молодой выскочка -как возможно подумали бы многие. Да так собственно и думали. Многие. Но только не он. Отчего-то Семен Данилыч верил своему молодому коллеге больше чем титулованным именам Арендта, Задлера, Саломона, Буяльского и остальных. Была ли причиной глубочайшая убежденность последнего в своей правоте, или необычайные, смелые и в то же время невероятно простые методы, которыми он экспериментировал на своих трупах - методы, которые при обдумывании казались такими правильными и естественными - но которые почему -то до него как-то никому не приходили в голову... он не знал.
- Выходит замораживаете вы трупы, и...
- И разрезаю! Хотя замерзаю при этом сам нещадно. В трех сечениях, по длине, по ширине и поперек. На разных уровнях, и тем составляется реальная картина того, как взаиморасположены друг относительно друга органы и ткани, мышцы и фасции, сосуды и нервы. - Пирогов похоже совершенно не устал от долгих объяснений, он торжествовал, видя что ему удалось убедить еще одного собеседника. Не так уж часто в ту пору его утруждались выслушать, считая "ледяную анатомию" блажью мальчишки который лишь каким-то странным везением добился ученой степени. - Хирург, Семен Данилыч, должен заниматься анатомией не так, как анатом. Размышляя о строении человеческого тела, хирург ни на миг не может упускать из виду того, о чем анатом и не задумывается, - ориентиров, которые укажут ему путь при производстве операции. Правильный путь! Потому что в зависимости от ранения или повреждения - путь к нему всегда надо выбирать тот, что правильнее, ближе, короче, и как можно менее травматичнее - а не тот, что затвержен в канонах времен того же Везалиуса.  А чтобы иметь такую гибкость воображения и ума - надо знать наимельчайшие подробности действительного строения человеческого тела. Каждого нерва и сосуда, каждого узелка и каждой веточки - взаимообразно с другими, изучать топографию хода сосудов, нервов, мышц, и органов - как изучают рельеф гор, выбирая лучшее место для перевала. - он говорил со все более возрастающим жаром - Надо, Семен Данилыч! Тем кто ленится или не желает - мне посоветовать нечего, но для тех, кто жаждет знать - но не имеет возможности резать, резать и резать - я создам атлас, равного которого еще не бывало! Никаких таблиц и условностей - там будет лишь величайшая точность рисунков, и пояснений - о действительном расположении органов и тканей в живом теле! Вот для чего нужна моя "ледяная анатомия". - лихорадочный, торопливый запал с которым он выкладывал все это словно стих и он лукаво усмехнулся - И вот для чего мне нужна пила А вовсе не потому что во мне когда-то умер лесоруб истосковавшийся по работе! 
------------

***

Из замороженых трупов, феноменальной трудоспособности, и поистине фанатической преданности Пирогова своему делу и родилась новая на свет новая медицинская дисциплина - топографическая анатомия, без которой немыслима оперативная хирургия, и давшая толчок к ее действительному развития. Благодаря многим годам такого изучения анатомии, Пирогов издал три монументальных труда, каждый из которых оставил след в медицине, и каждый из которых актуален до сих пор, поскольку ни один из последовавших ученых и исследователей - не сумел превзойти его в тщательности и точности.
В 1837 году, будучи 27 лет от роду, и уже став годом ранее профессором кафедры теоретической и практической хирургии Дерптского университета, и получив под свое руководство клинику своего бывшего наставника Ивана Филипповича Мойера он завершил свой первый труд, который произвел прорыв в оперативной хирургии и снискал ему признание европейское признание - «Anatomia chirurgica truncorum arterialium atque fasciarum fibrosarum»(«Хирургическая анатомия артериальных стволов и фасций»);
В 1843 году он взялся издавать  «Полный курс прикладной анатомии человеческого тела с рисунками. Анатомия описательно-физиологическая и хирургическая», но издав лиь несколько выпусков, посвященных конечностям - он остановился, решив что иследование не завершено, и требуется охватить все человеческое тело целиком.
И наконец в 1852-1859-х годах несколькими томами издавался монументальнейший атлас «Anatome topographica sectionibus per corpus humanum congelatum triplici directione ductis illustrata» («Топографическая анатомия, иллюстрированная разрезами, проведенными через замороженное тело человека в трех направлениях») ставший незаменимым руководством для врачей-хирургов. С этого момента хирурги получили возможность оперировать, нанося минимальные травмы больному. По точности топографии и рисунков этот атлас сравним лишь с изображениями, которые стали доступны современным врачам при помощи магнитно-резонансной томографии, и является наиболее полным и подробным и по сей день, более чем полторы сотни лет спустя, несмотря на бесчисленное множество трудов анатомов всего мира, которые были опубликованы за это время.

+2

5

- Да, лесорубом вас никак не назовешь - тепло улыбнулся старик. Он не мог знать, что перед ним сейчас сидит человек, которого назовут отцом хирургии, но относился к молодому энтузиасту с уважением, которое было им заслуженно даже самыми ранними его открытиями. А Пирогов - не знавший в жизни никаких радостей и никаких страстей кроме работы, работы владевшей всеми силами его души, всеми помыслами и интересами - вновь взглянул на часы и просиял
- Уф, всего полчаса осталась! Подумать только - ведь тело свежайшее будет! Как живой - да с огнестрельными! У меня руки чешутся, Семен Данилыч. - он поглядел на своего собеседника и неожиданно покаянно улыбнулся - Да... сам представляю как это звучит. Радуюсь тому, что через несколько минут чье-то сердце биться перестанет. Ну так его же все равно казнят, а так - хоть тело послужит благому делу. Вы не считаете меня извергом, надеюсь?  И спасет может быть множество жизней
- Звучит страшно - согласно кивнул тюремный лекарь - Да только для других. Я-то понимаю. Смерть это завсегда смерть, от нее никуда не денешься. Но вот коли скажем на теле этого молодого человека вы впервые опробуете да хоть эту идею про тампонаду печени - и сумеете, а потом еще и на живых попробуете - и все получится, то думаю количество спасенных жизней куда вернее проведут парня в рай чем пара сотен заупокойных свечек.
- Ну коли так, я многих в рай провел - смеясь отозвался Пирогов - Уж и не сосчитать скольких. Одна только методика остеопластической ампутации чего стоит. Вы наверное читали? Ее публиковали в Ведомостях в прошлом году.
- Читал, да признаться не понял, как вам такое в голову-то пришло.
- Ну как... был у нас привратник - одноногий. Отхватили ему ногу посередь голени. Ковылял на костыле сколько себя помню. Место -то такое - ни деревяшку привязать - низко, ни на культе ковылять - высоко. Да и сколько таких как он, ступню-то отнимают чаще чем колено и выше.
- Это верно - Данилыч помрачнел - На войне-то... оцарапаются, или наступят на что-либо в сапоге, да в походе с царапиной обычной к лекарю не побежишь. А потом... грязь, пот, ноги немытые месяцами, переходы, окопы... Чихнуть не успевают - а уже ползет дрянь сизая... Пальцы надувает как пузыри а сапог на лапе разрезать приходится - потому как не снять уже...
- И резали как? По голень?
- А как иначе-то? До бедра оттяпывать жалко, вот и приходилось..... - старик глянул на своего молодого коллегу - Вот ведь.. и не задумывался никогда - как они потом ходили-то. Ведь и верно - на такой уровень деревяшку не приспособишь.
- Ну вот потому и пришла идея. - Пирогов казался довольным как сытый кот - Что если приложить к спилу берцовой кости - спил пяточной - бугристостью книзу, да шов сделать не по опорной поверхности а сбоку - то культя станет длиннее, и получит опорную поверхность - наступать на нее можно будет. И не ощущением будто живым мясом в землю втаптываешься - а тем, которое у детей бывает когда они забавы ради на пятках ходят. Да и когда спил одной кости прикрывается спилом другой - заживает быстрее, и костных игл потом не отрастает.
- Если не загноится - вставил Данилыч, слегка охлаждая энтузиазм своего гостя, на что тот лишь рукой махнул
- Когда-нибудь и с нагонениями справляться научимся. Непременно научимся, Семен Данилыч! А метод этот - спил кости - другой костью прикрывать - вот  увидите - и на других конечностях применять начнут. И на локте, и на колене - да и везде!**
- Так-таки и научимся - старик недоверчиво вздохнул и отодвинул давно уже пустую кружку. - Скольких теряем только из-за этой заразы желтой. Казалось бы - ну ничего страшного - пуля в плечо, вынул, дал рюмку водки тяпнуть да и отправил - живи да радуйся. А через три дня - приносят - в бреду, рука раздута как барабан, смердит как выгребная яма, а краснота уже через сустав по груди да надплечью расползается....
Пирогов помрачнел. Инфекция, гной, гангрена - кошмар и страшный сон любого хирурга. Скольких человек он буквально выдернул с того света, производя небывалые для своего времени операции, и уже торжествовал очередную победу над смертью когда костлявая издевательски взмахивала косой, и пациент уходил. В бреду и смраде гноящейся плоти, истекая гноем и полыхая жаром. И думалось тогда - зачем же все было? Операция, запредельная боль для пациента, высшее напряжение всех душевных и физических сил для хирурга, успех, радость, и... все для того чтобы костлявая все же забрала свое. И куда более мучительным образом, чем если бы оставшись вовсе без помощи пациент мирно умер бы безо всякого вмешательства.
Да. Думалось в таких случаях - зачем же тогда было пытаться спасти?
Но долго такие мысли не задерживались, потому что он знал. Знал зачем. Эта костлявая старуха была его противницей сколько он себя помнил, и единственным, важнее еды и питья - важным, делом всей жизни для него было - выдергивать из ее лап как можно больше людей. Пусть попусту взмахивает косой, пусть скалится зло пустыми глазницами. Все достижимо, все - он это знал. И рано или поздно и эта на эту напасть найдется управа....
- Найдем, Семен Данилыч - наконец негромко произнес он. - Только вот внушить бы это нашим твердолобым знатокам всея и всего... -Пирогов хмыкнул, поднимая на собеседника повеселевшие глаза - Вы кстати слышали что они устроили, когда в ноябрьских Ведомостях я предложил оперировать в специальном месте, чистом и проветренном, и в одежде специальной. Ну.. знаете, навроде халата такого - только который застегивался бы сзади. Это они еще сжевали, считая меня эксцентричным, думали я моду новую хочу ввести, ха! А когда я предложил что эти самые халаты предварительно кипятить надо - так они меня в сумасшедший дом запрятали.
- Что? - Данилыч опешил, и даже не заметил как отвисшая челюсьть обнажает его челюсть с дырами на месте выпавших или сломанных или отнятых зубов. - Как это в сумасшедший дом?
- Обыкновено! - Молодой человек откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди и явно наслаждаясь произведенным впечатлением. - В психиатрическую лечебницу, да-да. Правда через несколько дней выпустили - не найдя следов душевного заболевания. Но мою идею все равно считают эксцентричной. - он смешно скривился и потянул кверху переплетенные пальцы.
В его голосе вновь послышалась бодрость, он не умел унывать надолго. И пока ошеломленный этими сведениями Данилыч пытался все-таки закрыть рот он продлжил, уже мягко
- Нет, правда. Все-таки найдем средство. Все-таки Зайделер со своей хлорной известью не совсем дурак, и сулему уже многие начали использовать по моему примеру, и ляпис....Только вот официально ни один из способов не приняли, вообще похоже считают что такие идеи - кощунство и блажь. Вот и остается - списываться, узнавать через знакомых... А Листон между прочим предложил карболкой обработывать не только инструменты но и раны. и тампоны пропитывать ею. Как всегда конечно хватил через край - но он уж таков, Используете карболку?
- Д-да, но... не всегда - почему-то смущенно произнес старик - Официально ведь... не разрешается пока...
- Используйте то, что помогает а не то что разрешено, Семен Дани-илыыч, родной! - тонкие нервные пальцы погладили сморщенную руку старика. -  Карболка кажется ересью многим - но за последние два года я почти ни одного не потерял от нагноения. Если раньше - от любого пореза или любой раны мог умереть каждый второй - то теперь, даже после операции - каждый шестой. Разве это не хороший эффект? Листон все же, несмотря на все свои странности - редкий умница
---------

*"Методика ампутации стопы и создания костной культи (остеопластическая ампутация) по Пирогову."

http://img.findpatent.ru/img_data/40/401015.gif

**

Остеопластическая методика,одна из нескольких изобретенных и впервые примененных Пироговым методик ампутации- послужила толчком к разработке множества способов, основанных на его - на тот момент - революционной идее , и применяется в различных вариациях до сих пор

Отредактировано Владимир Корф (20-08-2015 23:44:25)

+2

6

- Листон? Это который Листон? - заинтересовался Данилыч. - Не тот ли о котором в прошлом Вестнике статья была? Который так увлекся что....
- Он самый - смеясь ответил Пирогов. - А что поделать, голубчик - работать-то надо быстро. А Листон - человек чрезвычайно азартный и увлекающийся. Знаете за сколько он проводит ампутацию? За две с половиной минуты - и не секундой дольше. Но при такой скорости иногда случаются и эксцессы.
- Неплохой эксцесс - отхватить пациенту мошонку вместе с ногой - скрипучий смех старика заставил его молодого коллегу улыбнуться. Старик ему нравился, но был всегда так нахмурен и суров, и слышать его смех было приятно.
- Ну представляете сколько ног он поотрезал? - Пирогов был не прочь поддержать хорошее настроение перед предстоящей работой. - В нашем деле что важнее всего? Правильно - работать быстро. На секунды счет идет, да и то скольких от боли теряем. А Листон - тот и вовсе молния! Знаете как его называют? Самый быстрый нож Вест-Энда. Я как-то видел как он работает, и скажу вам, Семен Данилыч - вот это было зрелище!
- Правда? - тюремный лекарь явно заинтересовавшись подался вперед
- Незабываемое! Он знаете - высокий такой, лысый- вот как я - молодой хирург с усмешкой провел ладонью по своей лысой макушке - И кстати не намного старше - не то на пятнадцать не то на тринадцать лет, но вы бы его видели! Как он был азартен и возбужден ! Пациент - вспотевший, в полуобмороке привязан к столу, а он подпрыгивает вокруг него, как дуэлянт со шпагой, и тараторит, обращаясь к стоящим вокруг студентам «Засеките время, джентльмены, засеките время!»  Я только тогда отвлекся и посмотрел - и увидел что все они стояли с часами на цепочках. Право, я готов поклясться, что первый взмах его ножа практически совпал со звуком, с которым пила вгрызлась в кость -момент когда он перехватил мышцы я при первой операции даже не увидел! Он зажал окровавленный нож в зубах, когда взялся за пилу, чтобы освободить себе руки. Вот это виртуоз.
- Да уж, виртуоз - Данилыч посмеивался. - А чего же он нож в зубах-то зажал, почему не отбросил в сторону?
- Ну как же, после своих знаменитых трех смертей он больше ножами не бросался - хмыкнул молодой человек
- Каких-таких трех смертей?
- А вы не знали? Право это удивительнейший казус! - Пирогов так сиял, словно бы рассказывал о собственном достижении. В нем не было ни зависти ни ревности к коллегам, и даже жуткий случай со своим коллегой, за который многие начали против него травлю - он приравнивал лишь к разряду удивительных казусов, которые происходят иногда с выдающимися людьми. - Представьте - очередная ампутация, как всегда - за две с половиной минуты. А при такой работе сами понимаете - широкие взмахи ножа, и быстрые, неуловимо быстрые! Так вот, ногу-то он отхватил, за свое обычное время, но при этом случайно отхватил и пальцы своему ассистенту. Дурак! Точно бы не знал с какой скоростью работает Листон, и какой остроты бывает нож - кто просил его совать руки куда не надо? Перехватив мышцы Листон как и все мы отбросил нож, и схватился за пилу, но! Нож попал в одного из студентов наблюдавших операцию. Разумеется не воткнулся - так, стукнулся плашмя об пузо, выпачкав его в крови, да и безобиднейшим образом упал к ногам. А этот мнительный бедолага видимо вообразил что нож пропорол его насквозь - да так и рухнул на месте. Стали его поднимать - а он мертвый. Первая смерть. Ассистент на второй день умер - культи пальцев загноились - вторая. А пациента, которого оперировали - гангрена на третий доела. Третья. Вот вам - одна операция в три смерти. Рекорд своего рода!
Старик хохотал от души, слушая про рекорд шотландского врача.
- Великолепно! А вы, Николай Иванович? За сколько режете-то
- За три с половиной - Пирогов неожиданно нахмурился. - Но я еще докажу что мой метод лучше. Хотя дольше, не скрываю - на целую минуту. Это много, знаю, очень много, но.... если выживают - то хоть на полноценных культях ходить будут.
- А у вас и на ампутации бедра свой метод? Это какой же?
- Да. Только вот не признан пока........ Ну вот скажите, Семен Данилыч - как сейчас ноги отнимают? Ну или плечо? Одним взмахом разрезают и кожу и мышцы до самой кости, потом пилу - и кость. Но при это - что получается потом, после заживления - задумывались?
- Культя... - непонимающе поглядел на него Данилыч
- А какой формы? - допытывался его собеседник-
- Ко... конической кажется - Старик все не мог понять - И что с того?
- А то! - Во-первых на коническую культю деревяшку не наденешь. Во-вторых опираться больно - потому что спил кости лишь тонкой кожей сверху прикрыт. И наконец - самое важное - кожа потом над костью оттого что натянута и подвергается воздействию и давлению снаружи, а изнутри на нее давит тведрый костный спил - эта кожа часто изъязвляется а соответственно риск вторичной инфекции!
- Но как же это можно обойти! Культя всегда была конической, испокон веку...
- Что было испокон веку давно менять пора* -раздраженно пожал плечами Пирогов. - Вот слушайте - разрезали мышцы да кожу. Так они же сокращаются потом. Оттягивается край разреза кверху. А сокращаются по-разному. Кожа сильнее, мышцы слабее, а кость - вообще никак. Вот и получается - конус. А по моей методике - слушайте - вначале круговым взмахом рассекается одномоментно кожа - по всей окружности бедра. Потом - минуту - ждем. Даем коже возможность сократиться. Она отойдет чуть кверху. Потом - второй момент - таким же круговым взмахом - но не по первоначально задуманному месту - а по краю сократившейся и оттянувшейся кожи - мышцы до кости. И снова ждем. Мышцы тоже сократятся - оттянутся кверху. Потом - третий момент - последним взмахом - оставшиеся у самой кости глубокие мыщцы, и пилим кость. А когда дело сделано - оттянувшуюся кверху кожу и мыщцы тянем вниз, и покрываем ими костный спил. И только потом - зашиваем.
Данилыч хмурившийся было следя за его мыслью медленно светлел лицом, представляя себе ход такой операции и наконец когда до него дошло - просиял
- Ну и ну! А ведь не понял поначалу... Ну, Николай Иваныч вы даете..
- Пока не даю -буркнул его собеседник. - Но дам. Признают мой метод рано или поздно. Только вот - на целую минуту дольше.... но что поделать - риск. Болевой шок в секундах... Зато результат ведь стоит того ! Ах, если бы пациенты не чувствовали боли на операциях! А в идеале - так вообще лежали бы тихо, как покойники. Вот было бы где разгуляться. А то ведь... задумок много - а как их провести, когда человек под руками кричит, рвется, рыдает, хрипит и ругается. Тогда уже не до изощренностей - только и думаешь - как бы закончить побыстрее пока пациент Богу душу от боли не отдал.
- Это да. - Данилыч вздохнул, а Пирогов вновь посмотрел на часы.
Три демона - три самых страшных врага хирургов были - инфекция, боль и кровопотеря. Нечем было бороться с самой простейшей инфекцией и часто нагноения уносили жизни людей с самыми простыми ранами, даже с царапинами. Нечем было унять боль и усыпить пациента во время операции, и резать приходилось "по-живому", отчего любую операцию приходилось делать невероятной быстротой -и все равно не счесть тех, кто умер под ножом от болевого шока. Нечем было восполнить потерянную кровь когда это требовалось немедленно, а восполнение ее естественным путем занимало слишком много времени.
И двое врачей, представители старого и нового поколения, беседовавшие хмурым зимним полуднем в самом сердце Петропавловской крепости не могли знать, что всего лишь через семь лет тот же Пирогов, узнав об опытах производимих одним английским акушером - с чутьем гения угадает возможности этих опытов, и в 1847 году, будучи в давно запланированной им поездке на Кавказ произведет в палатке полевого госпиталя, едва ли не на поле боя - первую в России операцию под эфирным наркозом, и это раз и навсегда избавит хирургов от необходимости засекать секунды и соревноваться в быстроте.
Не могли знать о том что методика Бланделла - английского врача впервые совершившего успешное переливание крови - методика позже затоптанная всем научным сообществом за то что не повторив первоначального успеха своего автора погубила множество людей - при дальнейшем и более глубоком изучении и доработке - ляжет в основу нового метода, и через шестьдесят пять лет  три больших открытия подряд навсегда решат проблему кровопотери.
Не могли они знать также и о том, что восемьдесят лет спустя спустя будет совершено и еще одно открытие, которое победит последнего - и самого страшного врага - инфекцию, когда английский бактериолог Александр Флеминг выделил вещество, способное уничтожать бактерии. И уйдут в прошлое страхи и риск, неизбежный для них сейчас - когда самая блестящая операция не могла спасти больного, которого рвали из-под рук эти три демона.
Все это будет, и будет потом. А пока.... пока были реалии 1840 года, эпохи когда закладывались первые страницы и первые успехи, методами проб и ошибок, упорной, никому не заметной работы, сокрушительных провалов и ошеломляющих побед.

*

Трехмоментный круговой способ ампутации бедра, предложенный Пироговым также в ходу по сей день, и также послужил основой для разработки множества вариаций, и также носит его имя. Рисунок не прикладываю щадя ваши нервы)

Отредактировано Владимир Корф (24-08-2015 10:43:27)

+2

7

- Всего-то ничего осталось - проговорил Пирогов, поднимая взгляд от часов - А тело сюда доставят? Или надо будет самим за ним пойти?
- Вообще-то мне при казни самому присутствовать надобно. - старый врач в свою очередь поглядел на часы. - Смерть на месте констатировать и все такое. Да только стар я уже для такого. Конечно разрешения на отсутствие мне никто не давал, да спасибо, генерал щадит старика - делает вид что не знает о том, что меня в момент казни там нет. Насмотрелся я уже на смерть, Николай Иваныч. Сколько ребят молодых на моих глазах гибло в Наполеоновскую - не счесть. Когда на койке умирали - еще полбеды. Но когда видел - вот человек - молодой, здоровый, и женка у него где-то и детишки, и родители где-то сидят, от него писем ждут, а в голове у него - вперемешку мысли и о доме и о любви и о том как жратву получше добыть... А через секунду - дергается и падает. И все, нет уже ни мыслей, ни жратвы, ни любви ни дома. Где-то там о нем еще думают как о живом а его нету уже. На койке все же как-то постепенно это происходит, заранее знаешь почти всегда чем дело кончится... а вот так... был живой - а потом - дернулся-упал и - труп? Не хочется мне этого больше видеть.
Бледные щеки молодого человека едва заметно порозовели. А ведь в начале разговора он почти признался старику - что ему хочется совершенно противоположного. И стыдился этого безмерно. Он видел бесчисленное количество смертей в клиниках и на операционном столе, через его руки прошло столько трупов, что он сбился со счета после шестой сотни, и с тех пор даже не пытался считать. Но вот изучая раны и собираясь посвятить себя военной хирургии - он ни разу не видел одного - того как пуля попадает в живого человека. И - стыдился признаться самому себе - что хочет увидеть это! Хочет увидеть это самое содрогание когда пуля пронзает тело, увидеть момент когда таинство жизни не угасает медленно и в мучениях а обрывается на взлете, насильственным образом, на настоящем, живом, полном сил человеке. Хочет увидеть КАК это бывает! Пирогов часто не спал ночами, не доверяя младшему персоналу, выхаживая своих тяжелобольных, случалось что и сам кормил с ложечки, и подносил лекарства, и упрекнуть его в жестокосердии или отсутствии сочувствия не мог бы никто, и в этом странном желании, показавшимся бы чудовищным любому человеку - им двигало единственно желание познания - жгучая страсть постичь и понять человеческий организм - единственная, всепоглощающая страсть в его жизни. Он изучал человеческий организм, его ранения, его болезни, и с точки зрения ученого это тоже было важно - как именно реагирует тело на пронзающий его свинец - в зависимости от места попадания. Происходит ли судорога или нет, успевает ли человек почувствовать боль, и если да - то как, успевает ли вскрикнуть, застонать или падает без звука... детали за любопытство к которым его сочли бы чудовищем. Настолько что даже старому врачу он стеснялся открыть свои мысли.
Ружейный залп заставил обоих вздрогнуть, и одинаковым жестом обернуться к окну. Данилыч вновь глянул на часы и изумленно поднял глаза, на своего вскочившего с места коллегу.
- Без трех минут... - старый врач непонимающе нахмурился. В полдень ведь осужденного только-только должны были поставить к стене. А еще чтение приговора, еще формальности. Он не договорил - раздался гулкий, низкий звук, заставивший и его подняться на ноги - звук соборного колокола. За первым ударом раздался второй. Мерные, торжественные удары Благовеста поплыли над крепостью
- Есть? - подобравшись и едва не дрожа от возбуждения вопросил Пирогов, глядя то на Данилыча то в окно.  Наконец-то мелькнуло в уме, но вспомнив о том что только что сказал ему старый врач - постарался сдержать радостное нетерпение в голосе. Тот не ответил, но отправился к вешалке в углу, и принялся натягивать старенькое пальто. Когда он застегивал пуговицы - дверь распахнулась и влетел запыхавшийся солдат - совсем юный, с белым как мел лицом
- Семен Данилыч! Генерал требует вас. Там....
- Уже?
- Да - солдат сглотнул, но на его состояние не обратили внимания - старик хмуро, но неторопливо поправлял воротник пальто, а Пирогов кинувшийся к двери едва ли не притоптывал, в нетерпеливом ожидании.
От лазарета до Плясовой было довольно далеко. Молодой хирург приноравливаясь к медленной походке старика искрился нетерпением, с трудом старался держаться в рамках приличествующей его статусу степености, но торопливые, нервные движения выдавали его с головой. Быстрей, ну быстрей, ну пожалуйста! Ведь пока тело еще не остыло - ведь в самый раз его сейчас...
Вот и площадь.
Он не обратил внимания на две группки солдат, стоявших одна ближе к стене, вторая поодаль. Многие стояли обнажив головы, и на вид - очень мало кто из них переговаривался друг с другом - вид у них был - точно у побитых псов. Но он был слишком сконцентрирован чтобы обратить внимание на такие детали. И вот оно - стена, обагренный кровью снег и молодой мужчина лежавший навзничь у этой стены.
Тут Пирогов позволил себе обогнать Данилыча и первым подошел к стене. Тут все было интересно. Перво-наперво он обратил внимание на след от ног на снегу, и на кровавые брызги на стене, на широкую полосу которая дугой спускалась книзу. Тонкие брызги на кирпичах - ага, значит несколькько пуль прошли насквозь, и выходя через спину прочертили свой след брызгами, причем брызги летели не только вниз но и вверх. Любопытно, очень любопытно. А вот след на стене соответствовал росту взрослого мужчины - значит ли это что тот стоял вплотную к стене? Вроде нет - вон он след от ног. На расстоянии от нее. Значит инерция нескольких (позже узнаю сколько их было) пуль при ударе в тело - отбросила его назад, причем всем телом, а не свалила на месте. Любопытно было бы высчитать - на какое расстояние может отбросить человека такой залп - если бы его не остановила стена? А вот кровавый след на кирпичах имел вид крутой дуги, то есть прислонившееся к стене тело скользнуло боком по ней же вниз, и.... он опустил глаза вниз.
Молодой человек в окровавленной, разодранной рубашке лежал навзничь на снегу, черные волосы были припорошены снегом так, что казались почти совсем седыми, снег уже оседал и на лице. Подавшись вперед Пирогов с удовлетворенным кивком отметил что глаза казненного закрыты. Интересно - сам успел закрыть или кто-то из солдат постарался. Единственное чего он не терпел в покойниках - это открытых глаз. Руки тоже были примечательные - правая, откинутая в сторону словно бы цеплялась за воздух - пальцы были скрючены. Интересно - это посмертная судорога их так свела, или он умер не сразу и еще пытался во что-то вцепиться? Левая же, лежавшая кистью на груди - зияла сквозной дырой на кисти. Причем дырой не круглой. Интересно, до чего интересно! Пирогов едва не подпрыгивал. Привлеченный вмятиной на снегу он присел на корточки, и наклонился, глядя на тело сбоку и обратил внимание на кровь. За верхней частью тела снег казался растопленным, ровный белый наст здесь был словно бы изрыт, из глубоких впадин словно бы ответвлялись каньоны окрашенные в алый цвет более по дну нежели на поверхности. И задумавшись о причине этого явления вспомнил что бывает когда мочишься в снег. Выходит с кровью тоже так - вытекая из тела она - еще горячая - растапливает под собой снег, протапливает в нем впадинки или даже целые "ущелья" но по мере того как остывает - более не растекается. Более того, на таком морозе она схватывается быстро.
- Подвиньтесь-ка Николай Иваныч - раздался над ним скрипучий голос старика и молодой человек вскочил, пропуская того к телу. Верно, он тюремный врач, и должен вынести свой вердикт вслух после обследования - пусть и формально. Кляня холод, и старческие суставы Данилыч опустился на колени и коротко выругался - оставил стетоскоп в комнате. Пришлось наклониться, и как бы это не претило - прижаться ухом к окровавленной рубашке. Формальность, сплошная формальность - ну зачем это спрашивается - притащили бы уж сразу в лазарет, там  бы и осматривал... какая разница...
- Мертв - скучным голосом произнес он очевидное, отдавая дань необходимой и довольно глупой формальности, и протянул руку, прося кого-нибудь помочь ему. Пирогов подхватил старика под руку и помог ему подняться.
- Проклятый холод. Не для моих костей такой снег - пожаловался Данилыч Пирогову и поглядел на солдат - Ну, чего ждете? На носилки его и в лазарет тащите.
- Чегой-то в лазарет - неожиданно насупился один из солдат
- Вскрывать, дубина - одернул его другой, и первый неодобиретльно посмотрел на врача
- Мало того что расстреляли, так теперь еще и потрошить будут. Тьфу. Креста на них нет. - прогудел он, глядя неодобрительно на обоих врачей. Пирогов прикрыл рот рукой чтобы спрятать гримасу. Небось когда сам болеть будет - будет надеяться что врач у него опытный. А против "потрошения" видите ли возражает.... Что за люди, что за народ!
Двое солдат уложили тело на носилки, и с головой прикрыв его рогожей - понесли в лазарет. Следом последовали и оба хирурга. Пирогов - кипевший азартом и жаждой немедленно приступить к работе а и Данилыч, который не испытывал ни тени его энтузиазма, который по пути клял старость, погоду, свои ноги, да и вообще все на свете

Отредактировано Владимир Корф (22-08-2015 01:16:07)

+2

8

Снег густел. Не видно было даже здания к которому они шли. Двое солдат, несших носилки, и Пирогов с Данилычем. Старый лекарь который ходил с трудом даже в помещении - на открытом воздухе, по морозу и снегу - еле передвигал ноги, и тяжело опирался на руку своего молодого коллеги, которому поневоле пришлось умерить шаг. Казалось что такими темпами они будут идти целую вечность. Данилычу же торопиться было некуда. Он поглядел на укрытое с головой тело на носилках и вздохнул
- Бедный мальчик. А я и не знал что это он. Знал конечно что тоже смертник, но не знал что сегодня.
- А вы его знаете? - искренне изумился Пирогов и встревожился. Вот еще чего не хватало - одно дело вскрывать какой-то безымянный труп, а другое - когда с тобой рядом некто, кто знаком с этим самым трупом. Как бы мешать не стал..
- Не то чтобы знаю... - вздохнул старик - Номер девятый из подземелья Невской куртины. Вызывали меня к нему. Третьего дня... или четвертого? Забыл уже. Сердечный приступ словил в каземате. Вообще-то это не редкость, но каждый раз тяжко. Скольких из гроба вытаскиваю, а потом гляжу как их снова в гроб укладывают. Зачем тогда вытаскиваю....
- Сердечный приступ? В таком-то возрасте? - Пирогов невольно глянул на носилки, не выдав как его удивило это "номер девятый". Чужой монастырь, чужие правила... - На порочного-то не похож....хотя я пальцы не осматривал...
- Не-ет, не порок. Констрикция перикарда. Послераневая - там шрам после огнестрельного ранения был.
- Вот как?! - Молодой человек мгновенно оживился - Это ведь можно будет спайки увидеть когда грудь вскроем! Воочию, свеженькими! Вот подарок! А констрикция насколько?
- Ну на прокол сопротивление ощущалось конечно - равнодушно отозвался Данилыч - Хоть и не слишком сильно. Недавняя думаю, да не кольцевая еще - потому как быстро в себя пришел. Я ему кстати пункцию по вашему способу делал.
- По моему?! - Пирогов покраснел от удовольствия - Не по Ларрею?
- Откуда ж мне было взять троакар такой длины? У меня коротенький только, да и уложить его там было по Ларрею было негде. Ваш способ все же практичнее и быстрее. А что дренаж неполный проходит - так то для экстренного случая и не надо.
Бледное лицо молодого хирурга сейчас походило на помидор с бакенбардами. Он всеми силами пытался подавить довольную улыбку, но у него ничего не выходило. Это ведь надо - сам, своими глазами - увидел человека который прочтя его методику в Вестнике - применил ее на практике. Что его методы применяют многие и повсюду - он конечно знал, для того и публиковал - но одно дело знать умозрительно, и совсем другое - видеть что так происходит на деле. В тридцать лет!
Как ни далека показалась нетерпеливому ученому дорогу - и она подошла к концу. Носилки внесли в помещение, вошли и Данилыч со своим гостем, снимая пальто и отряхивая снег. Маленький, скрюченный после повреждения позвоночника, разменявший пятый десяток Емельян Иваныч - солдат, состоявший при лазарете на правах не то фельдшера, не то денщика для врача, не то этакого мастера на все руки - предложил вошедшим с холода вначале чайком отогреться, но проще было задержать бег времени - чем заставить Пирогова повременить. Торопливо избавившись от пальто и сюртука он влетел в маленькую комнатку смежную с большим покоем лазарета - служившую для всякого рода манипуляций и уже надевал кожаный фартук, когда два солдата опустившие носилки рядом с длинным грубо оструганным, но на удивление удобным столом - перекладывали на него тело казненного. Данилыч, не отличавшийся подобной прытью подошел попозже, пропустив в дверях выходящих с носилками солдат, которые с явным неодобрением косились через плечо на светившегося лихорадочным нетерпением молодого ученого.
- Ну что, приступим? - Пирогов открыв чемоданчик выкладывал на приставной столик самые разнообразные инструменты, некоторых из которых старый лекарь и в глаза не видывал, и о назначении которых мог лишь догадываться.
- А это что такое? - изумленно спросил он указывая на странные щипцы, вдвое меньшие чем те к которым он привык, изогнутый нож с каким-то заостренным и загнутым в обратном направлении полукруглым хвостиком-лепестком от острия, тонкую палочку с полукруглым изогнутым стебельком отходящим вбок от кончика, что-то похожее на пилу - но с обоюдоострым и зазубренным по обеим сторонам клинком, и набор совершенно разнокалиберных пинцетов и ножей.
- Это? - Пирогов как раз выкладывал на тряпицу очередной инструмент - что-то похожее на здоровенный раздвижной циркуль с полукруглым крепежом между ножками и лопаткообразными расширениями на их кончиках. - Это расширитель для ран- кивнул он на то, что держал в руках, и  небрежно кивнув на остальное перечислил - оскольчатые щипцы, нож с ретрактором - неудобно возиться в ране одновременно и ножом и долотом, особенно когда надо отсепаровать и раздвинуть мыщцы не прорезая и обнажать кость от надкостницы долотом - кость травмируется. Лигатурная игла, цапки... да сейчас все увидите, Семен Данилыч. Вы бы только руки обработали -не ровен час порежетесь. 
Старый лекарь только сейчас обратил внимание на тазик с сулемой и поежился
- Вы здоровье свое угробите, Николай Иваныч. Каждый раз этой гадостью дышать...

- Если трупный яд в какой-нибудь порез на руке попадет - скорее угроблю - усмехнулся молодой хирург, закрывая чемоданчик - Я ж в разных копаюсь.
Данилыч не решаясь по примеру Пирогова обмакнуть руки в раствор омочил в нем кусочек ваты и протер им руки. Взгляд снова вернулся к инструментам
- Никогда таких не видел. Вот ведь отстал от жизни.
- Да нет, вы тут не при чем - тот рассмеялся - Это мои, их мало кто видел. Я их сам придумал, и сделали их специально по моему заказу. Ничего, в будущем году я слышал меня намерены сделать директором Инструментального завода. Тогда уж такие будут производить для всех. Да и не только такие - вот нормальное печеночное зеркало мой мастер сделать мне не смог, как не бился. Да и проволочную пилу пожалуй только на заводе и сумеют изготовить.
- Проволочную??? - по мнению старика молодой коллега и вовсе понес какую-то околесицу, и на этот раз он предпочел не вдаваться в его странные инновации. Вместо этого подошел к столу и поглядел со вздохом на труп. Странным для него было всякий раз для него, старика - видеть перед собой мертвым тело молодого, здорового человека, и волей-неволей размышлялось по какому капризу судьбы вот такие, молодые, которым бы жить да радоваться - уходят, а ему, насчитавшему не одну сотню таких вот - судьба по-прежнему отмеряет день за днем. Однако Пирогов явно не был расположен к сантиментам. Он по-деловому закатал рукава, придвинул ногой ближе глубокий медный таз, и взявшись обеими руками за воротник рубашки с силой разорвал ее сверху донизу. Макнув тряпку в воду он вытер кровь начисто и критически оглядел будущее поле деятельности
- Ага, две раны в грудь... одна в плечо, а.... Это надо же! Гляньте, Семен Данилыч! Как по заказу! - он довольно рассмеялся указывая на еще одну рану - справа между двумя нижними ребрами - Что я вам говорил про печеночную тампонаду? Сейчас пробовать будем!
- Еще одна здесь. - Данилыч тем временем взрезавший правую штанину обнажил ногу до бедра - Только вот тут ничего интересного.
- А вот еще одна - Пирогов поднял левую руку и с интересом вгляделся в сквозную дыру в ладони - Как интересно! Колотая, Семен Данилыч! Трехрганная - эта не от пули, а от штыка. Вот этой надо будет заняться особенно. Знаете, нет на свете ничего более лаконично и рационально устроенного чем человеческая кисть! Вот как раз свой новый сухожильный шов опробую, уж у этого-то есть где разгуляться...
Старик тем временем обошел стол, с отвращением бросил срезанную штанину в угол поглядел на раны в верхней части тела.
- Эта могла артерию задеть... - задумчиво произнес он тыкая пальцем в дыру под плечевым суставом - Но похоже не задела - крови было бы больше. А эти... - он поневоле вздохнул и покачал головой. - Прямо в сердце. Хоть не мучился бедный мальчик.

+2

9

- Что? Где? - Пирогов, тем временем разрезавший правый рукав, чтобы полностью раздеть тело поглядел на него с удивлением.
- Да вот, эти, две - он указал на две раны в левой части грудной клетки - Огнестрельная и колотая.. И зачем понадобилось протыкать, когда сердце уже прострелено?
- Ну вы скажете тоже - Пирогов фыркнул - Да там до сердца добрых сантиметра два, а то и три. Неужели и вас, Семен Данилыч, как и большинство наших коллег подводит знание анатомии? Сердце - в центре, а не слева. Верхушкой влево повернуто - и самым своим кончиком едва-едва дотягивает вот сюда - он ткнул себя в грудь пальцем для наглядности уперев кончик в двух сантиметрах правее левого соска. - А выше - пологой дугой вверх и к центру, к средостению уходит, так что промахнулся этот ваш, добивающий. К тому же не удивлюсь если штык пройдя через пястные кости кисти отклонился от прямой линии и прошел наискось.
Старик нахмурился
- Воля ваша, Николай Иваныч! Я ваши знания уважаю, но на сей раз вы что-то несусветное говорите! Да как же сантиметра два или три - когда вон она дыра-то! На самой точке выслушивания!
- Точка выслушивания, Семен Данилыч - там, потому что туда всего чище и громче проводится звук, резонирующий от легочного лепестка, прикрывающего сердце слева. В этой точке и невротики на боль жалуются, особенно дамочки, коим невдомек что боль сия - такая колющая и пугающая - к сердцу отношение имеет примерно как ухо к носу. И самоубийцы туда часто пистолеты приставляют - дурни, себя калечат, помирают часто в муках от инфекции и кровопотерь - вместо того чтобы стрелять вот сюда!
Не довольствуясь демонстрацией на самом себе Пирогов сложил безвольную левую руку расстрелянного в кулак, поднес к его груди, и приложил в к центру и нижней трети грудины
- Видели? Вот оно - его сердце. А вот крайняя левая точка - он ткнул пальцем в выступающую косточку ограничивающую запястный сустав снаружи - Можете карандашом очертить по коже, вскроем-убедитесь. А дыры - вот они. Видите? - он пересчитал межреберья, вдавливая их пальцами для наглядности. - Вот огнестрельная - третье межреберье, два пальца кнутри от среднеключичной линии - это выше верхушки. Вот колотая - четвертое - у внутреннего края соска - и левее верхушки почти на полных два пальца в поперечнике. Взгляните сами.
Хирург выпустил безжизненную, холодную руку. Скользнув кистью по торсу и краю стола она откинулась вбок и свесилась с края стола
Тюремный врач еще больше нахмурился. Он искренне уважал молодого коллегу, едва ли не преклонялся перед его знаниями, но такой легкий тон его задел. Это что получается - он всю жизнь людей лечил, многих и резал - а какой-то вчерашний мальчишка утверждает теперь что он не знает банальные границы сердца? Бред какой-то! Правда раненых в грудь он терял почти всегда - в боевых условиях и условиях походного лазарета он особо исследованиями не занимался - при таком количестве раненых тратить лишнее время на тщательное зондирование было невозможно. Но все же...
- Так говорите в каземате был подземном? - Пирогов тем временем срезавший и снявший наконец по частям рубашку с бездыханного тела поднял правую руку и с интересом рассматривал посеревшую уже круговую рану на запястье оставленную кандалами - Выходит на хлебе и воде был, как минимум несколько дней... это хорошо. В кишечнике стало быть будет пусто - поработаем на чистом, редко так случается...
Он поднял голову, и увидев все еще недовольно-недоверчивое выражение на лице старика вздохнул
- Да суньте в него зонд - и убедитесь сами, Семен Данилыч! Он тут для того и лежит, чтобы подобные вопросы не эмпирически а на практике разрешать.
Данилыч насупившись взял зонд, ощущая себя каким-то мальчишкой - против его желания раздражение только нарастало - и опустил его в рану оставленную пулей, рассудив что штык и вправду мог пройти не строго перпендикулярно. Но к его удивлению - он не почувствовал ожидаемой тесноты в ране. Пройдя кожу и костно-мышечный каркас грудной клетки - кончик зонда словно провалился в пустоту. Он не ощущал даже упруго-пузырящейся ткани легкого вокруг зонда. Не говоря уже о большем. Не веря собственным ощущениям он склонился сильнее, словно пытаясь всмотреться туда, где царила темная неизвестность. Но потом выругал себя - осторожное зондирование было уместно на живых раненых, а с убитым-то что церемониться? Ведь и вправду же можно вертеть зонд как угодно и прощупывать и соседние ткани - без риска их повредить. Он повернул зонд по кругу, но не нащупал ровным счетом ничего! И лишь пройдя глубже, и повернув кончик зонда по диагонали вниз и внутрь, он действительно уткнулся в плотную мышечную массу, как раз там где и описал Пирогов.
- Действительно... - медленно и нехотя признался он, перемещая зонд, словно бы прощупывая его кончиком внешнюю стенку сердца.
Пирогов тем временем выбрал подходящий нож, и запрокинув казненному голову назад - поднес острие к шее, готовясь начать первый - классический - разрез по передней осевой линии как вдруг...
- Батюшки святы! - вопль заставил Пирогова подпрыгнуть, и застыть, с ножом в руках. Он изумленно поднял голову и ничего не понимая глядел как отшатнувшийся прочь от стола, побелевший как простокваша старик истово крестится дрожащей рукой, глядя совершенно круглыми глазами на распростертое на столе тело.
- Что... - начал было хирург, но его голос потонул в испуганном
- Господи Вседержитель, спаси и сохрани быть же такого не может! Свят, свят....
Данилыч попятился еще дальше и остановился лишь уткнувшись спиной в один из высоких узких шкафчиков. Пирогов отложил нож изумленно глядя на него
- Да что такое-то?
- Труп-то, Николай Иваныч! - не веря самому себе пролепетал старик - Сердце-то еще не мертвое!

+2

10

- Бьется что ли? - не понял Пирогов, эту характеристику "не мертвое". Если сердце бьется - стало быть - живой. Тогда почему "труп-то"? Старик затряс головой, и обошел далеко вокруг стола, словно тот мог взорваться
- Сами посмотрите - наконец неуверенно предложил он. Пирогов недоумевая взялся за зонд - в несколько секунд проделав путь, над которым старик копошился добрых две минуты и брови его поползли вверх, словно желая взобраться на лысую макушку. Тонкие, нервные пальцы - без тени сомнений уловили содрогание - глубоко внутри, передавшееся серебряному щупу зонда. Он недоверчиво ткнул зондом поплотнее - и почти тут же почувствовал еще одно. Это было невероятным, но сердце действительно содрогалось. Не так как у живого человека - между каждым медленным, обессиленным толчком - и следующим проходило добрых семь а то и десять секунд, но тем не менее....сказать оно бьется - не мог бы даже самый оптимистически настроенный врач но... - не мертвое! Как справедливо замечено!
- Не может быть...- изумленно прошептал Пирогов, выпуская из рук зонд. Тот под действием собственного веса скользнул вглубь раны и на поверхности остался лишь его кончик. И вновь - спустя почти четверть минуты увидел как дернулся этот кончик - когда вызванная очередным, медленным, глубоким содроганием сердечной стенки по нему прошла пульсовая волна.
- Жив? - не веря самому себе хрипнул Данилыч, держась обеими руками за край стола, и глядя на распростертое тело во все глаза.
- Возможно это просто посмертные конвульсии... - неуверенно предположил Пирогов, не отрывавший взгляда от кончика зонда. Предположение было обосновано - но не слишком. Физиологам был знаком способ добыть бьющееся сердце и выложить его на тарелку, где оно продолжало сокращаться -у кого угодно- начиная от декапитированных лягушек до человека. Но там грудная клетка вскрывалась у живого существа и сердце извлекалось моментально - пока не сказались шок и кровопотеря. А тут.... у человека в теле которого зияло шесть ран, и который потерял как минимум полтора штофа крови. Разве может быть иное объяснение кроме....
Он оборвал собственное предположение и кинувшись к своему чемоданчику словно дуэльный пистолет выхватил из него каучуковый цилиндр с поршнем и наконечником
- Белладонну!!! Есть у вас? Скорей, скорей!!!
- А? -Данилыч непонимающе глянул на него - Е-есть... кажется... кажется есть...
Он распахнул дверь одного из шкафчиков, перебрал несколько темных флаконов и вынул было оттуда один, когда тонкие пальцы Пирогова молниеносным жестом выхватили у него флакон, выдернули притертую пробку и вылили чуть ли не треть содержимого в цилиндр.
- Что вы хотите сделать? - непонимающе, но поневоле проникаясь его лихорадочной спешкой спросил старый врач.
- Проверить - Пирогов торопливо вставлял поршень, зажав устье пальцем чтобы не потерять драгоценный экстракт - Если он мертв, то это ему не повредит, но...
Что"но" он не договорил - склонившись над телом он вставил кончик цилиндра в одну из ран и сильным нажатием впрыснул в ее глубину часть едко пахнущего раствора. Через несколько секунд впрыснул еще... потом еще... и с силой ударил неподвижное тело кулаком по нижней трети грудины.
- Давай! Ну давай же!!!
Чего давать - Данилыч так и не понял. Он решил что Пирогов все же сошел с ума. Еще удар. Впрыскивание. Еще. И еще....
Старик устало опустился на стул и отер лоб. Он вдруг почувствовал что больше всего на свете хочет остаться один и лечь, вытянуть ноги, и чтобы Иваныч подал чаю.....
Но что-то было не так. Пирогов отбросивший в сторону опустевший цилиндр подался вперед, опираясь на стол, и глядя цепко, почти хищно, как коршун на добычу. Безжизненное тело номера девятого так и лежало на столе без признаков жизни - из раны в груди еще торчал кончик зонда. Откинутая в сторону и свесившаяся со стола, пробитая насквозь рука выглядела почему-то страшнее чем неподвижное мертвое лицо. Но тут... Данилыч подался вперед, и протер глаза.
Из дыры посреди ладони - вниз по коже, по внутренней стороне безымянного пальца - медленно, словно крадучись, тоненькой, тоню-юсенькой, едва заметной полосочкой сползала струйка темной крови. Вот она доползла до второго сустава... до первого.... сползла ниже, до кончика пальца, и принялась медленно, невероятно медлено набухать, формируясь в каплю.
Казалось прошел целый век, когда эта капля сорвалась-таки с кончика пальца и полетела вниз, на каменный пол. Тишина была такая что было слышно как она упала. И казалось было слышно как тоненькие, заметные лишь под лупой брызги отлетели от нее - словно искры от разлетевшегося в пыль уголька.
- Кровит... - ошарашенно прошептал Данилыч - Господи.... Да неужто мало бедняге довелось - за что же так! Уж умер бы спокойно, что за наказание!
- Наказание? - Пирогов метнул на него бешеный взгляд и одним прыжком оказался возле окна. Распахнув его он заорал что было мочи - Сюда! Солдаты, люди кто там есть! Сюда, ЖИВО!!!
Старик так и не понял что тот собирается делать, когда Пирогов принялся лихорадочно собирать свои инструменты, кидая их в таз с сулемой. Загрохотали сапоги в комнату влетело несколько солдат, явно не понимающих причин такого истошного зова. Молодой хирург указал им на тело на столе -
- На улицу его! В снег! Сию секунду! Только подстелите под спину чего-нибудь!
- Чегооо? - Служивые переглянулись, не понимая во-первых почему это какой-то незнакомый человек вдруг берется им приказывать, да еще и такое дикое распоряжение отдает.
- Зачем? - Данилыч понимал не меньше их, но переведя взгляд с тела на солдат, а потом на Пирогова, на его загоревшиеся глаза - вновь глянул на солдат - Исполняйте!

+2

11

Носилки уже унесли, и бегать за ними было лень. Один из солдат снял шинельку, ее растянули на полу и переложили на нее расстрелянного. И судя по всему вовремя - края ран заалели и когда его подняли - из дыр осталенных на спине сквозными ранами тоже начинала сочиться кровь. Взяв шинель за полы и рукава солдаты чертыхаясь поволокли его наружу едва удерживая на весу - потому что при таком способе передвижения голова свесилась назад а ноги волочились по земле, затрудняя ход носильщикам. Пирогов подхватив одной рукой свой чемодан, а другой - таз с раствором и инструментами помчался за ними, крикнув по пути Иванычу, чтобы прихватил с вешалки его, Пирогова пальто. Данилыч как в каком-то сне последовал за ними, и остановился на пороге при выходе из лазарета, глядя как Иваныч по приказанию Пирогова стелит его пальто прямо на снег, и солдаты опускают на него тело номера девятого. Шинельку - порядком окровавившуюся - выдернули, и солдат принялся ругаться на кровяные пятна, но повинуясь свирепому взгляду хирурга и повелительному - "Свободны!!!" - отправились прочь, обсуждая блажь эскулапов, у которых как известно в голове пиявки плавают.
Пирогов же, уже ничего не видя вокруг, перевернул тело набок и присел за его спиной. Данилыч не успел открыть рта,как молодой человек окунул вновь руки в тазик в на дне которого лежали инструменты, схватил пинцет и тонкий, похожий на стилет нож, и склонился над двумя выходными отверстиями от ран- огнестрельной и колотой. Что он делал - Данилыч не видел - видел лишь как мелькали тонкие пальцы, как сменялись у него в руках инструменты, один за другим ныряя в темный провал то одной то другой дыры. Пирогов работал так быстро - как только возможно было в те годы, когда каждая секунда была на счету. И если старик лишь понаслышке слышал о двух с половиной минутах Листона то теперь он видел воочию эту молниеносную работу, от которой казалось начнет рябить в глазах. Казалось прошла вечность - а на деле - не более четырех минут, когда Пирогов вздохнул, выпрямился на коленях, бросая последний зажим и лигатурную иглу с остатками шелка - в тот же таз и перевернул тело обратно на спину. Несмотря на мороз - по его высокому лбу и лысой макушке градом катился пот - единственным свидетельством того - какое напряжение вложил этот челвек в свои действия.
- Николай Иваныч... - только теперь осмелился подать голос Данилыч. Все происходящее казалось ему каким-то ужасающим абсурдом - Что... что вы делаете? Зачем?
- Как что? - серые глаза молодого ученого отражая снег казались почти прозрачными - Огнестрельная рана разорвала левую центральную легочную вену, колотая - перерезала большой грудной проток. Обе магистрали надо было прошить и перевязать, причем как можно быстрее. А со спины доступ к этим сосудам короче чем через грудь, как в случае с Пушкиным - помните? Сосуды прилежат ближе к задней части грудной клетки чем к передней. Хотя тут конечно все равно намного глубже чем у Пушкина, даже через спину.
Видимо посчитав свои объяснения исчерпывающими он поднялся, отряхивая снег с колен, но Данилыча это объяснение не удовлетворило. Старик весь дрожал.
- Но.... почему? Такое варварство... бедолага ведь...
- Варварство?!!! - прозрачно-серые глаза молодого хирурга раскрылись так широко, что стали совершенно круглыми. Казалось он оскорблен до глубины души, да так оно и было, но Данилыч сделав извиняющийся жест пояснил
- Ну... зачем сейчас? Выждали бы пяток минут... отошел бы с миром он -тогда бы и ковырялись... А по не умершему окончательно так... Да еще тут.. в снегу... все же человек, не собака какая...
- Выжди я там еще хоть минуту - вам бы пол-комнаты от его крови отмывать бы пришлось - хмуро отозвался Пирогов. Он понимал что со стороны его действия могут показаться совершенно бесчеловечными, но он-то подразумевал другое.. Раз сердце еще хоть как-то сокращалось - успеет ли обработать обе раны - словно на живом человеке с шансом выжить? Успешно ли обработает? Перевязать магистральный сосуд на значительной глубине раны - сама по себе задача почти невозможная для большинства хирургов, особенно если учесть что он не раскрывал широкого доступа к поврежденным сосудам. Провести такое - лишь слегка растянув в процессе манипуляции края дыры - он смог лишь благодаря лигатурной игле собственного изобретения, да и то - не был уверен в герметичности шва, ответ на это он должен был получить позже. Но видя непонимающее - но не упорно-враждебное выражение на лице старого лекаря смягчился и пояснил -
- Семен Данилыч, холод погружает организм в стазис, в состояние гибернации - затормаживая все обменные процессы. Не говоря уже о том что на холоде раны почти не кровоточат, по сравнению с тем, что происходит в тепле. Этот ваш номер девятый уже потерял полтора а то и два штофа крови - в самый момент расстрела и первые пять-десять минут после него. Потом холод оказал свое действие - все же в снегу парень лежал. Но по мере того как тело бы отогревалось - кровотечение возобновилось бы! И во-первых он бы истек кровью за несколько минут, а во-вторых я не смог бы перешить сосуды - потому что из них хлестало бы как из водосточной трубы, и я бы не видел и не чувствовал что делаю. Поэтому и велел вынести на холод - чтобы задержать все это до той поры пока я не закончу с основным.
- Зачем зашивать-то - совсем тихо произнес поникший старик - Ведь не жилец... дали бы хоть умереть спокойно а потом бы экспериментировали... Ведь жалко парня... по-живому выходит...
Пирогов нахмурился. Ранее он говорил со старым лекарем неизменно вежливо, чуть снисходительно - но с приличествующим его возрасту почтением. Но сейчас он заговорил резко, словно с нерадивым студентом. Все же "варварство" задело его куда сильнее чем он хотел бы признаваться
- Он мертв. Забыли, Семен Данилыч? Его расстреляли, и вы констатировали смерть. Теперь - это тело - трепещет в нем еще что-либо или нет - принадлежит мне! И я волен делать с ним что пожелаю! А желаю я прооперировать его как живого. Как будто шанс на выживание есть. И поглядеть - справлюсь ли. На живых - или пока еще почти живых тканях. И верна ли методика. И может еще что по ходу в голову придет. Хирург без вдохновения хуже чем пианист без ушей -такой худо-бедно слышать может, да по клавишам барабанить заученно. Но остро-музыкального слуха и в помине не будет, и шедевров не создаст. Терять этому недотрупу все равно нечего. Когда прекратит трепетать окончательно - вскрою честь -по чести а пока грех не отработать методику которая в будущем может спасти таких же раненых. Вы понимаете?
Ох и не хотелось Данилычу соглашаться, в глубине души он яростно протестовал, хоть умом и понимал что Пирогов совершенно прав. Но обосновать свой протест - ничем кроме старческой слабости было нечем и он тяжело кивнул
- Что теперь?

+2

12

- Теперь разберемся с раной в печени. Вы мне поможете?
Номер девятый лежал словно мертвый - ни движения, ни звука, ни даже дыхания не ощущалось, если бы он собственными пальцами не ощутил едва заметную пульсацию передавшуюся от стенки сердца серебряному стержню зонда - он бы готов был поклясться что это труп. Хотя - может быть уже и вправду труп - кто знает сколько продержалось это слабое содрогание миокарда, может уже и остановилось, как ему и полагается - пока Пирогов копался в ранах. Данилычу хотелось в это верить. И на вопрос коллеги он отважно кивнул, хотя опускаться на колени в снег - означало для него долгую ночь провести маясь от боли в артрозных суставах. И хотя молодой коллега заботливо подстелил ему под ноги принесенный Иванычем старенький плед - от мороза это не спасало. Но когда Пирогов вновь сполоснул руки, разложил свои инструменты тут же - за неимением стола - прямо на обнаженной, зиявшей пустыми ранами груди пациента и взялся за дело - он и думать забыл о своих ногах.
Широким взмахом ножа хирург открыл разрез вдоль реберной дуги, так что пулевое отверстие оказалось точно посередине разреза. На краях разреза выступила было едва заметная кровавая роса, заставив Данилыча вздрогнуть "Господи, неужели еще не кончено! Да забери ты его наконец, довольно мучить-то!!!" Но мороз быстро схватил вскрытые ткани в свои цепкие лапы, так что края раны посерели буквально на глазах. Пирогов же вставил в разрез лапчатые концы на "циркуле", движением винта раздвинул его ножки, раскрывая рану буквой "о" и зафиксировав винт вручил конец расширителя ему в руки.
- Держите вот так.
Данилыч смотрел на его руки как завороженный, позабыв обо всем на свете. Инструменты так и мелькали в его руках молодого хирурга, и раскрывая перед ним рану, чтобы удобнее было манипулировать старик не всегда даже успевал уследить за ним. Вот только что вроде рассечена кожа, мышца и фасции, а в следующий момент - печень уже обнажена, из широко разверстой раны в воздух поднимается пар, а Пирогов выкраивавший из сальника длинную полосу чтобы сделать из нее "тампон" для рваной дыры, которую оставил прошедший через матово поблескивающую багровую поверхность печени свинцовый шарик - к ужасу старика - то и дело подносил к отверстому зеву руки, коченеющие от мороза - чтобы отогреть их, и снова принимался за работу. Он работал как вдохновенный пианист, исполняющий свою лучшую партию, и под его руками рождалось то, что в будущем спасет сотни тысяч жизней - первый в мире метод ушивания раны печени, остановки кровотечения при помощи сальникового лоскута на ножке - методика превратившая безусловно смертельное ранение - в рядовое, и гарантирующая стопроцентное выживание пациента - при условии своевременной операции и отсутствия инфекции. Метод придуманный Пироговым и опробованный им еще на множестве трупов, и наконец выпущенный в свет для всего врачебного сообщества, которое впечатлившись с самого начала оригинальной простотой идеи и выполнения - применяет этот метод уже полторы сотни лет.
Шов, шов, шов, пар поднимавшийся от раны начал иссякать. Звякнули об тазик инструменты, Пирогов утер сгибом локтя залитое потом лицо. Заиндевевший закатанный рукав оставил на его виске несколько сияющих кристалликов льда, которые тут же превратились в капельку, которая стекла по блежной коже. Эту рану - в отличие от ран на груди и спине он зашил почти наглухо, оставив лишь небольшое отверстие для дренажа.  Данилыч не знал что сказать. Если бы он посмотрел на часы то изумился бы - потому что операция, продолжавшаяся по его ощущениям словно бы несколько часов - на деле заняла не более получаса. Решив считать своего подопытного - трупом (и не без оснований) Пирогов не имел оснований торопиться, но все равно привычка работать быстро - никуда не делась. Теперь методика была создана - и оставалось лишь отрабатывать ее и отрабатывать - на других телах, пусть даже самому придется протыкать им печенки перед вскрытием. Отрабатывать до такой степени, чтобы совершать ее в максимально короткие сроки, ибо эпоха анестезии была еще впереди, и хорошей операцией могла считаться лишь быстрая. А этот труп - стал всего лишь учебным пособием. Да только в столь короткие сроки - три столь сложные манипуляции выжали из него казалось все силы. Молодой хирург сел в снег и устало запрокинул голову. Его окровавленные руки оставили на снегу жуткие следы.
Данилыч поежился, попытался встать и поневоле вскрикнул - в обоих коленях больно щелкнуло. Благо Иваныч - с ужасом подглядывавший за ними из-за створки двери сразу же пришел на помощь. Он посмотрел на Пирогова, который выглядел таким усталым, что того и гляди уснет тут же в снегу, на номера девятого, на инструменты в тазике. Сулема перемешавшись со снегом и окровавленными инструментами стала густо-розовой. Под правым боком лежавшего снег пестрел багровыми брызгами. Хотя рана и не кровила как это полагается на живом человеке - и руки хирурга, и инструменты, и снег вокруг тем не менее обагрились подобно рукам и топору мясника, разделывающего свежую тушу. И главное - неизвестно было что делать теперь. Вместо вскрытия - Пирогов, вдохновившись идеей что его подопытный быть может не совсем мертв - провел за рекордные сроки три полноценные операции - без особого страха, поскольку нечего было терять - операции хоть и учебные, не подразумевающее под собой целью спасти уже отлетевшую жизнь, но призванные отточить мастерство на будущее - но тем не менее выматывающие своей трудностью и накалом. А теперь что? Оставить бедного парня в покое или...
Да какое там. Слишком хорошо знал Данилыч фантастическую трудоспособность и бульдожью хватку Пирогова. Этот так просто свежий труп, или еще не совсем труп - из рук не выпустит, пока не вкопается в каждую клеточку тела. Все-то было ему интересно, каждая из шести ран - не считая того как он собирался исследовать констрикцию, и не считая того что полагалось проделывать при обычной аутопсии. А стало быть... стало быть сколько работы еще впереди...
- Николай Иваныч - тихонько окликнул притихшего Пирогова тюремный лекарь - Может изволите чаю? Прежде чем....
- Да. Надо передохнуть - тот устало кивнул, и стал подниматься, опираясь руками о снег, а потом о колени. Но когда он обвел взглядом двор - погасший было от усталости взгляд прояснился и он разразился смехом.
- Семен Данилыч! Поглядите-ка туда!
Врач посмотрел куда велели и фыркнул. Из-за угла государева бастиона на них, сбившись в кучу, с ужасом смотрело несколько солдат. Их было едва видно из-за продолжавшего сыпать снега, но Данилыч не мог не представить - что думают и чувствуют эти бедолаги глядя на эту картину - как под открытым небом, на морозе, на снегу лежит разметав руки полуобнаженное тело с разверстыми ранами на заиндевевшей коже, а двое над ним, стоя на коленях в снегу - копошатся, разбрызгивая багровые ошметки, звеня железом или ругаясь, запуская руки по самые запястья в глубину широкой раны под ребрами, а закончив с этой наверняка будут потрошить как-либо еще...
- Вы бы пожалели их, Николай Иваныч. Велите занести его внутрь. Кровить-то там уже нечему. Не то это зрелище чтобы солдаты подглядывали. Представляю какие слухи теперь по крепости пойдут!
Пирогов лишь прыснул
- И то верно. Создал я вам дурную славу, Семен Данилыч, простите великодушно.
- Да идите, идите ужо в тепло - не выдержал Иваныч, и потянул старого врача ко входу в лазарет. - А об этом я позабочусь, занесут не переживайте. Докуда чаю отведайте, передохните, а он ничего, смирный, никуда не убежит.
- Уж надеюсь что не убежит - вздохнул старый лекарь, отстраняя его. Он вновь наклонился над телом, прижав ухо к самым отверстиям от ран и лишь как-то обреченно выдохнул. И поднимаясь с помощью своего помощника, отер глаза - Вот что, Иваныч... пошли какого-нибудь солдатика пошустрее. Пусть скажет генералу что наш.... труп пока еще не совсем труп. Дышать пытается. Генералу вроде бы надобно бы знать... о таком непорядке
Пирогов лишь расхохотался, и подобрав свой чемоданчик и таз пошел следом за уводимым Данилычем, оставив объект трудов своих дожидаться окончания чаепития. У него на это тело имелось еще много планов, и где-то на дне души копошилась мысль - совершенно фантастическая и несбыточная, но вполне уместная для человека незнакомого со словом "невозможно". Робкая, вкрадчивая и такая коварная своим многообещанием мысль "А что если....."

Отредактировано Владимир Корф (26-08-2015 11:36:04)

+2

13

Зимой смеркается рано. Все усиливаясь и усиливаясь снегопад окончательно скрыл хмурый белесый свет, и ускорил наступление сумерек. Иваныч зажег лампу и несколько свечей.
Инструменты были убраны, залитый кровью пол - вымыт, густое коричневое варево, которое в крепости именовалось похлебкой - съедено, и старик Данилыч, которому уже не под силу был то бешеное напряжение которого потребовал от них истекающий день - заснул прямо в кресле, укутанный пледом. Пирогов попыхивал трубкой у окна, но взгляд его то и дело возвращался к неподвижному телу, лежавшему на столе.
Позади были долгие часы работы, прерываемой лишь для того чтобы отойти по нужде или отереть пот, непрерывно льющийся по лицу. Аутопсия, на которую рассчитывал Пирогов так и не состоялась, превратившись в шесть сменявших друг друга операций. Он был этому рад - пока сердце подопытного еще хоть как-то сокращалось, он торопился, торопился обработать каждую из ран надлежащим образом, представляя себе что дело происходит с обычным раненым, живым человеком которого необходимо спасти, засекая время и действуя со всем возможным тщанием. Трупов много, а вот таких, на которых можно почти прижизненно - но не опасаясь за последствия - испробовать самые смелые методы - ему еще не попадалось. Прошивание грудных сосудов показавшее фантастические возможности его, Пирогова, лигатурной иглы, идея о тампонаде раны в печени при помощи лоскута сальника - такая стройная на словах - оказалась вполне реализуема технически - за одно только это он должен был поблагодарить никак не желавшее останавливаться сердце. Стянутое на четверть жесткой фиброзной тканью разраставшегося рубца - в чем он убедился при зондировании - оно упрямо продолжало свою работу - хоть и вдвое реже чем ему полагалось, сопровождая каждое сокращение скрежещущим трением перикарда - тем не менее  - работало. И как бы ему не было интересно теперь вскрыть грудную клетку, и осмотреть его, понять и убедиться - насколько разросся рубец, почему и какими силами оно сокращается - и насколько теперь ограничена его подвижность - он не смел.
Потому что номер девятый все же был не окончательно мертв. С шестью дырами в теле, после колоссальной кровопотери, в состоянии глубокого шока которое произвели ранения, и которое усугубило последующее копошение в ранах - он тем не менее не был мертв, хотя сказать "жив" язык не поворачивался.
Позади были и необычайно смелые для того времени вмешательства на грудных сосудах и печени, позади была пуля, извлеченная из бедренной кости, сантиметрах в десяти над правым коленом, и глубокая борозда на левой плечевой кости под суставом которую пропахала другая, что, что прошла насквозь, чудом не разорвав артерию. Позади было полтора часа, в течение которых Пирогов извлекал из пробитой кисти осколки раздробленных пястных костей, и сшивал сухожилия - неподвижное, бесчувственное тело позволяло ему работать вдумчиво и не торопясь, и он экспериментировал, сшивая сухожилия сгибателей пальцев разными способами - классическим, галеновским, способом Паре, и своим собственным. И с удовлетворением отметил, что его способ все же технически куда проще осуществим, а на вид кажется куда глаже и прочнее остальных. Как остро он жалел о том, что эта рука принадлежит не здоровому человеку, что увы- не будет возможности - через год или два проверить - как будут работать пальцы на этой руке...
Позади было и странное ощущение, когда уже закончив со всеми ранами они вновь пили чай и Данилыч перекрестился, заметив как на каменный пол со стола вновь начинает капать кровь. И как эти капли превратились в ручейки, собираясь на полу в темную лужу. Они не могли представить, что в этом теле, пробитом в шести местах, в котором они без стеснения копались - еще все-же теплится жизнь. Но она теплилась, и упрямо пытавшееся работать сердце хоть и слабо, но все же гнало по жилам остатки крови. И теперь эта кровь лилась снова, и Пирогов отшвырнув чашку кинулся останавливать ее, и выяснять причину. Тогда и заметил дефектность одного из швов которые наложил на сосуд - нить перехватила просвет не полностью и по мере того как настойчивее становились пульсовые волны - из нее стала просачиваться кровь. Он прошил и перевязал артерию заново, и не имея сил двинуться смотрел на дело рук своих, даже не отирая окровавленных рук. "Будь это труп - я бы никогда не узнал что такой шов дефектный, и надо делать три витка а не два!" - с ужасом мелькнуло у него тогда в голове "Издал бы методику, опубликовал.... и те кто доверил бы этому методу - потеряли бы пациентов от кровотечения от того что шов несостоятелен!"
И вот теперь - когда все было позади, мирные сумерки расползались под желтым кругом света, измученный напряженной работой Данилыч спал, а облачка дыма неторопливо рассеивались под потолком, молодой хирург сидел у окна, и тяжелая усталость расползшаяся по телу мешалось со странным чувством удовлетворения и... благодарности
То, что он весь этот день в пылу работы называл "телом" или "трупом" - даже когда убедился что он еще не совсем труп - теперь воспринималось тем, чем оно было на самом деле. Молодым человеком - лишь на несколько лет младше его самого. Ни свинцовая бледность, ни посеревшие губы, ни заострившиеся черты не могли скрыть того, что вероятно будучи здоровым он был весьма хорош собой, а молодое хорошо сложенное тело изобличало немалую силу. И только теперь Пирогов думал о нем не как на трупе и объекте для исследований - а о живом человеке. Израненом, тяжело израненом, но, пока еще, каким-то непостижимым образом - живом. И зная что его никто не слышит сам незаметно для себя заговорил вслух
- Не знаю кто ты, номер девятый. Но видать ты крепко нужен кому-то на этой земле - раз не уходишь к вечному покою. Сказал бы я, что после такого выжить невозможно - да только скажу совсем иное. Раз кто-то держит тебя здесь, держит так крепко что даже пули и штык оказались слабее - оставайся здесь. Я сделал все что мог, и теперь все в руках Божьих, да в твоей воле. Теперь ты сам волен уйти, коли захочешь. Тебе скажут выжить невозможно. Да возможно и сам так скажу если кто чужой спросит. Но тебе вот сейчас - скажу, ты ведь не выдашь. Невозможно - это не приговор, браток. Это - вызов. Понял? Запомни это..... 

+2



Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно