В приоткрытое окно врывалась струйка свежего, морозного воздуха, теребя волосы Корфа, сидевшего в халате в глубоком кресле у окна. Левая кисть все еще  в бинтах была неподвижна, лицо все еще казалось изнуренным после тюрьмы, казематов, и долгой болезни. Истекшая ночь была первой, без выматывающего жара, и теперь, после бритвы и воды - он словно сбросил какие-то тяжеленные вериги которые носил на себе с самого дня ареста. Сейчас он сидел в комнате один, на стуле справа от него лежала горка конвертов, а в руке - как раз было распечатанное письмо.
Он посмеивался, читая строчки исписанные мелким бисерным почерком баронессы Вельго, и отложив конверт в сторону, в кучку таких же медленно вдохнул с наслаждением подставив лицо пахнувшим из окна снежинкам, которые впрочем не долетели до него, растаяв еще в воздухе.
Раны уже практически зажили - но тем не менее Владимир обнаружил что задыхается в наглухо закрытом помещении, особенно по ночам. Впрочем после долгого заключения в каземате - это было наверное неудивительно.
Теперь, после того как он снова смог фокусировать внимание на строчках - вынужденное пребывание в комнате почти перестало его тяготить. Хотя по временам он все же досадовал, но все же возможность читать почту, или просматривать накопившиеся почти за месяц записки от Василия - который продолжал их писать - даже зная что барин их не прочтет, и уж тем более исправно - когда Корф вернулся домой. Чтение утомляло, но для ума почти за месяц изголодавшегося по новой информации это был настоящий пир, хотя часто приходилось отдыхать.
Когда скрипнула дверь и он повернув голову увидел Анну - на все еще бледных губах проявилась улыбка - медленная, спокойная и очень теплая.
- Анна - он сделал жест, указывая на кресло напротив себя, придвинутое спинкой к самому изножию кровати - Проходи, проходи. Садись. Давно ты меня своими визитами не баловала.

Сам ее вид, не то решительный не то сконфуженный уже выглядел интригующе, да и напряженная поза - поза ученицы сдающей свою первую контрольную - внушала по меньшей мере недоумение. Но сказанное ею заставило недоумевать еще больше. Корф вскинул бровь, откинулся в кресле, поглаживая правой рукой подлокотник
- Снова на "вы"? С какой это стати? Ты не называла меня на "вы" с тех пор как я застукал тебя у Сержа в спальне. - воспоминание о том утре, когда она пылая негодованием влетела к нему в кабинет заставляло его улыбаться - но ее странная просьба погасила улыбку на корню. - Можно-то можно, если ты хочешь, - но зачем? Снова хочешь поступить в Императорский? А Серж в курсе?

Корф лишь пожал плечами, хотя движение вышло странно однобоким
- Поезжай конечно, если тебе нужно. И дом и слуги и все остальное в твоем распоряжении, но.... - он непонимающе нахмурился - Будешь жить там... одна? Слуги и горничная не в счет. Да и что за дела у тебя в Петербурге? Если это конечно не секрет.... - его глаза внимательно изучали ее лицо. Действительно - девушке, жить одной в столице - без родственниц или хотя бы компаньонок - было по меньшей мере неприличным. Хотя Корфа мало заботили приличия когда речь шла о нем самом, но Анне предстоит выйти замуж, возможно - вращаться в свете, а мало ли на свете злых языков. - Можешь конечно не говорить... -
за оборванной фразой отчетливо угадывалось не произнесенное "но", и нетрудно было предположить - что он мог бы сказать. "мне кажется я имею право знать". или "я хотел бы знать", или еще множество формулировок в подобном же духе, но он промолчал

- Без посторонних? - Владимир словно бы и не услышал всего остального, его мысль тут же зацепилась за резанувшее слух словечко
Посторонние... да полон дом посторонних, с которыми теплее и приятнее чем многим людям с кровными родичами. Она про них? Не-еееет... Дурак. Это ты перед собой притворяешься или хочешь чтобы она все сказала открытым текстом? Она ведь о своем отъезде говорит "чтобы вы пожили без посторонних". Выходит считает посторонней... себя?  От этой мысли захолодило что-то в животе, но он терпеливо ждал ответа, вперив в девушку пристальный взгляд. Или это я так додумываю из-за ее смущенного вида? В любом случае - сейчас узнаю. В своей способности вытянуть из Анны то, что она недоговаривает - он не сомневался. Девушка никогда не была сильна в словесных поединках, и по ее лицу часто можно было читать ее чувства как по открытой книге. Было ли это результатом абсолютной бесхитростности характера, или же просто долгими годами что они друг друга знали - он не имел понятия, но тем не менее - так было всегда. И вслух он поинтересовался, не сводя с Анны внимательного взгляда - Ты имеешь в виду Елагина, Демидову ....?

- Учиться жить отдельно? Молодой девушке - до свадьбы? Что за чушь... Где это вообще видано.-  Глаза Корфа казалось понемногу теряли блеск, пока он ее слушал, становились из серых зеркал какими-то тусклыми, цвета старого пепла. Заговорил он тихо, и медленно, словно взвешивая каждое слово
- Елагин... не знаю, он толком не сказал ни да ни нет. Демидову я просил остаться насовсем, и она не отказалась. Они - мне не семья. Они - интересные люди, чье общество мне тепло и приятно, просто самим фактом их нахождения в доме. С каких это пор я должен оглядываться на степень родства, а не на собственные симпатии? Дом достаточно велик, чтобы те кто в нем живут - не докучали друг другу, и наоборот - могли уединиться, если не желают постороннего общества. Следуя твоей логике... "своей семьей, а не с кем-то еще" - то мне следует избавиться от них? Заодно и от Волконского который с этой логики получается всего лишь тесть? А еще следует не приглашать в дом Михаила... Сержа... поскольку они - не семья...? Так? Чтобы не было тут больше никого? - Владимир медленно перевел дыхание, и качнул головой. Пальцы оглаживавшие подлокотник замерли, точно каменные
- "Вы должны жить своей семьей а не с кем-то еще"... Прежде всего - я никому ничего не должен. А во -вторых... Анна... тебе не кажется что этот дом и без того слишком долго был склепом в котором не было никого "лишнего". Я не хочу жить "только своей семьей". И без того слишком долго жил в пустом доме как в собственной могиле. Ты забыла? И не хочу больше в нем тишины. Пока я жив, этот дом больше никогда не схлопнется до понятия "только свои" и сортировать по степени родства я тут никого не допущу. Но даже если и так... если отсечь всех-всех, кроме самых близких - то  моей семьей можно назвать только Дашу, детей и тебя. - он чуть помедлил, и остро поглядел на нее, словно бы желая пробуравить ее взглядом до самых глубин души и добавил уже совсем тихо
- Или.... ты просто не считаешь ... себя членом семьи... и хочешь уехать... как чужая? Так?

Отредактировано Владимир Корф (04-10-2015 01:52:55)

Владимир помедлил с ответом, в задумчивости постукивая пальцами по подлокотнику кресла. Со дня смерти отца, положившей конец двадцатилетней ревности - прошло почти полтора года. За это время он успел узнать Анну и с другой стороны. И как-то незаметно привык относиться  к ней действительно как к младшей сестре, хоть и не особо это афишировал. Тем не менее в отношении к ней нескрываемо ощущалась спокойная и доброжелательная опека, это ощущала даже Варвара, которая в их детстве частенько вздыхала над ними обоими, а теперь не могла нарадоваться на то, что дети наконец живут так, как и хотел бы покойный Иван Иваныч.
Слова Анны казалось имели под собой свой резон. Он попытался поставить себя на ее место - ведь доведись скажем Сержу жениться на ней, и живи он сам холостяком при их доме.... пожалуй тоже чувствовал бы себя неловко? С чего бы? Он бы занимался своими делами, семейная пара - своими, виделись бы разве что за обедом, да возможно изредка по вечерам на бренди и шпаги.... Странно.... ему бы и в голову не пришло задуматься о том - что вот-де семейная пара и надо оставить их одних... Дворянские усадьбы так велики что можно год прожить бок-о бок не то что не докучая, но даже и на глаза друг другу не попадаясь - что хорошо доказал Андрей пока жил в его доме. То, что сейчас говорила Анна напомнило ему другое. То, как сам он старался проводить дома как можно меньше времени. Да.... вот это он понимал хорошо, но....
От этой мысли стало больно. Неужели так? Корф повернулся голову к окну, но сидя в кресле видел только затянутое серой хмарью небо.
- Скажи. Ты хочешь уехать чтобы жить в Петербурге? Или чтобы не жить здесь? Ты ХОЧЕШЬ жить в Петербурге? Или... НЕ МОЖЕШЬ жить здесь?-Путаный вопрос. Но у него сейчас не получалось связно сформулировать, вопрос был бы слишком многословным, а потому - как это часто бывает - потерял бы свой смысл в посторонних переплетениях фраз, которые дают спрашиваемому возможность уцепиться за постороннее, и не отвечать на суть. Смысл она должна была понять и так - он был нехитрым.

Корф склонил голову, слушая не столько ее слова сколько голос, и у него вроде бы отлегло от сердца, когда вдруг одно слово ожгло словно удар кнута, и он вскинул на нее глаза, вмиг сощурившиеся, и ставшие прежними - цепкими и вборчивыми, а голос стал каким-то деревянным.
- Нужно? Между "хочу" и "нужно" - большая разница.
Что он хотел услышать? Зачем расспрашивал? Ведь сказано же - хочу, так чего ж вдруг уцепился за это словечко, напрочь перечеркнувшее и ее слова и ее мягкую улыбку. "Нужно". Почему ему слышится в этом слове скорее понятие "вынужден" чем "мечтаю"....  Проклятая привычка докапываться, ну зачем, зачем?! Он чувствовал что расспросы ничего хорошего не принесут, и в то же время.... не умел он стоять на зыбкой почве, и делать вид что под ним - гранит. Лучше уж провалиться по пояс, но нащупать там, под трясиной - твердую основу.
Он больше не прибавил ничего, только вот взгляд этот, Анне был знаком все двадцать лет ее жизни - с того момента как она начала осознавать себя.

- Не мешаясь под ногами.... в гостях.... - медленно произнес Корф и отведя глаза со вздохом откинул голову затылком на высокую спинку кресла. - Вот мы и докопались до причины. Ты чувствуешь себя лишней тут. Так же как в свое время лишним тут чувствовал себя я.
Это был не вопрос, и в тихом голосе не было ни напора ни укора. Таким тоном говорят о чем-то не нуждающемся в комментариях вроде "дождь идет". Собственные слова не представляли ни малейших сомнений, он был уверен что понял правильно. И от этого по душе разливалось странное оцепенение, за которым вкрадывалась какая-то прохладная горечь и ощущение какой-то пустоты. Он молчал. Очень долго. Заползало в душу тем, что сопровождало его всю его осознанную жизнь - пока был жив отец. Ощущением "я здесь лишний"... А теперь вот...  теперь это ощущение испытывает Анна...
Он не стал вскидываться и утверждать что-де это не так, доказывать что она член семьи, и многое что мог бы сказать. Но... какой был бы в этом толк? Сказал бы ему кто-то в его двадцать один год, "Владимир, ты тут вовсе не лишний, ты дорог отцу, и Анна могла бы стать тебе сестрой, если бы..." Что бы он тогда сделал? Да рассмеялся бы в лицо такому доброжелателю-утешителю. Потому что действия отца ясно доказывали прямо противоположное. Каждым словом, поступком и жестом. А теперь.... теперь выходит....
- Что ж.... кому понять это, как не мне - тихо произнес он вслух, не глядя на нее. - Хотя чести мне это не делает. и вина лишь на мне. Поезжай. У меня нет прав тебя удерживать. А обещать что-то исправить... наверное поздно, да?

Корф поднял на нее глаза, когда она тронула его за плечо, невесело усмехнулся, и отвел взгляд
- Обижаться.... - Он покачал головой и выдохнул задумчиво - Обижаться, Анна, досадовать и злиться я могу в этой ситуации только на себя самого. Двум хозяйкам и вправду в доме не место, но где ж это видано чтобы незамужняя сестра хозяина дома уезжала чтобы жить одна, не дожидаясь собственного замужества. Выходит тебе настолько здесь невыносимо - как было и мне в свое время. Получается я поступаю с тобой как отец поступал со мной. - в голосе Корфа звучала отчетливая горечь, которую он даже не старался скрыть - Сам виноват. Почему-то решил что такого не будет... что ты подружишься с Дашей... привяжешься к детям. Будешь так же как и я радоваться обществу Волконского - этот человек как солнце - греет всех вокруг себя.... Демидова конечно не про твою честь, ее ехидство и прямолинейность не в твоем вкусе, но.... Выходит я ошибся. Да как ошибся...... а ведь должен был предусмотреть. Или хотя бы обратить внимание на то, что ты чураешься их общества, ни с кем не общаешься.... даже с детьми, хотя почему-то думал что ты привяжешься к ним как я сам. Но я все надеялся что это - дело времени.... а оказалось... - он прикрыл глаза и с силой протер лоб. Мысль о том что хоть кто-то чувствует такую же боль и горечь как он сам всю свою жизнь, ощущение чуждости в своем родном доме - была невыносима и причиняла почти физическую боль. Он ведь слишком хорошо знал, и помнил - каково это. И даже думать о том, что теперь он - виновник тех же самых ощущений для Анны, как был для него собственный отец - было мучительно. А вместе с тем это была правда.

- Жить где-то и приезжать в гости... - задумчиво повторил Владимир, медленно, словно мысля вслух - Тебе нужен дом, где ты будешь чувствовать себя хозяйкой. Какая-то почва под ногами, чтобы приезжая сюда ты чувствовала себя увереннее... Чтобы находясь здесь, ты чувствовала что здесь ты - по собственному желанию, и осознанному выбору, а не по вынужденной необходимости. Так? - он вскинул на нее глаза, словно пытаясь угадать по выражению лица - верно ли представляет себе мысли.

Корф лишь кивнул головой. В ее искренности не приходилось сомневаться. Ей там возможно и вправду будет лучше. Как мне в свое время..... Стоп. не думай об этом. А остальное... разве важно? Возможно - но не для нее, а значит незачем об этом говорить. Он постучал пальцами по подлокотнику, а потом подняв руку - оперся подбородком о кисть а локтем о подлокотник.
- Надеюсь ты предпочтешь жить в нашем особняке на Екатерининском. - тон его сейчас звучал как прежде Спокойно, полуиронично-полутепло, как в утро после маскарада.  - Я приобрел дом на твое имя - с тем, чтобы оставить его тебе по завещанию. Но поскольку я, со свойственным мне нахальством - не сподобился умереть - то жить тебе там рано. К тому же тот дом тебе почти такой же родной как и этот. Да и вся прислуга тебе знакома - вы же часто жили там с отцом. Екатерина Дмитриевна и Ариша будут тебе рады, и позаботятся о тебе.