Посмотри на меня, посмотри....
Казалось время остановилось, замерло все до той самой секунды, когда он наконец приоткрыл глаза, еще не глядя на нее, но не важно, он был жив... Даша судорожно вдохнула, не отводя от него от него взгляда и ловя каждый взмах ресниц, не обращая сейчас внимания ни на  страшную красноту, обещающую синяки,, ни на разбитые губы, рассеченную бровь.
  Он поднял на нее взгляд, и у нее перехватило дыхание от страшного контраста теплой улыбки в его глазах и того кошмара, который творился вокруг. Ее глаза вновь наполнились слезами, и прозрачная капля скатилась по виску, теряясь в рассыпанных волосах.
Держись, пожалуйста... Мы ведь как-нибудь выберемся...
  Не представляла как, не имела ни малейшего понятия, знала лишь, что вот так все кончиться не может, не может какой-то псих сломать все, что они построили. Она не может его потерять опять, не может! Даша не обращала внимания ни на Марфу, ни на Константина, следя цепким взглядом за мужем, словно боясь, что он исчезнет или его взгляд погаснет, если она отведет глаза. Но он сел и вновь заговорил, вытирая кровь о рубашку. Он намерено злил сумасшедшего, что бы... что бы отвести его от нее. Она ведь знала, что именно издевательства над ней  сумасшедший и приготовил для Владимира, и знала, что для него это будет страшнее ударов, так же как и для нее было куда страшнее видеть, как бьют его, чем терпеть это самой. Но сумасшедший вскинулся довольно не сразу, а решил немного поговорить. Но разговоры его надолго не увлекли. Даша зажмурилась, вздрогнув, когда он занес трость и она услышала характерный звук удара. Но последующие слова были еще хуже. Хоть бы что-то помешало ему сделать это! Иначе..иначе...
  Саша?! Даша распахнула глаза, глядя на сумасшедшего, который стоял между ними. Он блефует, запугивает... И надо признать, у него это выходило все лучше. Даже намек на то, что этот демон может приблизиться к ее дочери приводил ее и в бешенство и в ужас одновременно, которые сейчас качались, как на весах. Что если их не трое, что если кто-то похитил Сашу, и она сейчас в руках каких-то  чужих ей людей, напуганная и....?! Нет, стой! Нельзя, нельзя даже предполагать это! Это бред! Сашенька в доме, в котором полно людей, никто чужого человека к детям и близко не подпустит. А сама она никогда за территорию не выходит, и сейчас наверняка пьет чай после сна с братьями или...
  Даша не сразу заметила, что Константин приблизился к ней, опустился снова рядом, но ощутив его руку, отдернулась в сторону. Страх вновь сменился отвращением и злобой, стоило тому упомянуть о дочери. Но говорить что-либо не стала, опасаясь, что подхлестнет этим сумасшедшего к каким-то действиям, нет,не против нее, а против ребенка, кто знает, что у этого сумасшедшего в голове? И пока он не будет мертв, никакие доводы не убедят ее в том, что ее дочь в безопасности, если этот демон вознамерится ее заполучить.
  Голос мужа, полный издевки и яда, отвлек ее и от этих мыслие и от сумасшедшего. В голове был настоящий хаос, который она никак не могла успокоить, привести в порядок, хотя помнила наставления о том, что мысли должны быть ясными, но куда там. Владимир откровенно провоцировал Константина, тот грозил смертью ему и добраться до Саши, какое тут спокойствие....
Тише, тише, если Владимир так делает, если пришел один и без оружия, значит... значит что-то за этим кроется. Не пришел бы он просто так сюда!
Что крылось она не знала, но хотелось верить, что что-то или кто-то их спасет,только бы не было слишком поздно... Но зачем он так открыто над ним смеется, кто знает, вдруг у этого психа и правда есть пистолет, и он им воспользуется?!

Взгляд Корфа полыхнул бешенством, он рванулся что было сил, не почувствовав как веревка, впиваясь в запястья, сдирают кожу со шрамов оставленных на его руках кандалами Невской куртины. Видеть это было невозможно, невыносимо, жгучая ярость, сметая все выстроенные барьеры пронеслась по сознанию, сжалась в комок, и взорвалась в груди ослепляющей болью, от которой захватило дыхание и заволокло взгляд кровью.
Еще рывок. Еще, еще, в бессознательном порыве вырваться, добраться до него, разорвать на клочки голыми руками, и без сомнения, это ему удалось бы сейчас несмотря на все побои- если бы только он мог освободиться. Менее всего он сейчас был похож на человека, как он ни старался заставить себя сохранить трезвомыслие - видеть как этот скотина избивает женщину! Дашу! было настолько невыносимо, что все доводы рассудка, да и сам рассудок скрылись, утонули в гудящей волне приливавшей к мозгу крови, растворились шумом в ушах. Мыслей не осталось. Никаких! рывок, еще один, еще!
Константин уже остановился, успокоился, а Владимир все еще продолжал биться, пытаясь вырвать руки, да хоть бы сорвав с них кожу начисто, лишь бы вырвать их из цепкой хватки веревки, встать, добраться до него....
Его глаза налились кровью, лицо побелело, сливаясь с воротником рубашки, по лбу и вискам хлынул холодный пот, верным предвестником того, до чего могло довести его подобное бешенство, да только он не ощущал сейчас, ни схлопнувшегося вокруг себя капкана, ни нараставшей волны удушья, от которого понемногу начинали вздуваться жилы на шее и висках, ни того как каменело, наливаясь тяжелой болью сердце, не ощущал ничего!
Ничего кроме безумной ярости, которая в один момент снесла все его хладнокровие, и нарастая с каждым ударом, прорвала все мыслимые и немыслимые внутренние барьеры, превращая его из человека в настоящего волка, который рвется с привязи, и рычит, скаля зубы, не воспринимая более никаких угроз в стремлении добраться до объекта своего бешенства. В таком состоянии волки, лисы, даже собаки способны отгрызть себе лапу, попавшую в капкан, а Корф с такой силой рвал руки из пут, что шрамы на запястьях лопнули в нескольких местах, не выдержав давления, и кровь, просачиваясь через разрывы стала напитывать веревку, которой были стянуты его кисти. Да только и этого он не чувствовал, не понимал, не осознавал, потому что предел, о котором он только мог подозревать оказался гораздо ближе чем он думал.
Он не кричал, не оскорблял, не угрожал, не умолял, даже не рычал, было слышно лишь беспорядочное, срывающееся на сиплый хрип, дыхание, протяжный, надсадный хрип на вдохе, шорох, и стук производимый его сапогами, упершимися в пол, и петлей, начавшей поскрипывать где-то в глубине пола.

Она едва не срывалась на истерику, видя, что с ним происходит и не имея возможности даже приблизиться. Веревка в очередной раз дернула ее на пол, уронив, но ни Константину ни Марфе до ее бесплодных попыток вырваться дела не было никакого. Оба были поглощены, казалось, обезумевшим пленником, она отчетливо увидела мелькнувший страх в  черных глазах Константина и настороженность его сестры. Но понимание их страха ей сейчас было не ведомо, они боялись пленника, которого ярость словно превратила в зверя, она же боялась за него. Ее до смерти пугало это дыхание, эта бледность, хрипы, которые ей порой снились в кошмарах после недель его болезни после казни.
   Судя по всему Марфа была куда разумней своего брата или же просто не была ослеплена, как он, местью, или же напугана куда больше...ведь она боялась за брата,а не только за себя. Даша застыла, когда от ударившего в лицо потока воды Владимир опрокинулся на спину, а его тело забилось словно в конвульсиях. Сердце колотилось где-то в горле, глаза казались огромными на побелевшем лице, от его кашля ее заколотило, но еще страшнее стало, когда он затих, лежа на боку. Что с ним происходит?! Как ему помочь?! Как закончить весь этот ужас и отвезти его домой?! И... и вызвать Штерна,  не спроста эти хрипы, но как...  Она снова рванулась вперед и с глухим стуком упала на пол в который раз, но практически тут же услышала его голос.... Страшный, хрипящий, от него у нее по телу пробежал холодок, и Даша вскинула голову, увидев и налитые кровью, горящие от ненависти глаза и то, что он поднялся с пола. Вот когда она отчетливо увидела того зверя, с которым она и Воронов ассоциировали его в игре. Волк. Она еще никогда не видела его таким... таким опасным, и не сомневалась, не удерживай его сейчас веревка, Константину пришлось бы не сладко. И тем не менее не испытывала ни тени страха перед ним, зато все больше колотило от страха за него.

От этого взгляда, от его жеста - Владимира окатило словно кипятком. Проклятый мерзавец знал, что делал, знал, как причинить боль, по сравнению с которой ничто все побои на свете. Утратив хладнокровие от зрелища трости опускающейся на Дашу, он никак не мог обрести его снова, да еще видя происходящее, и без тени сомнений зная, что произойдет дальше. Этот скотина ведь будет не только бить и мучить.... Один только его взгляд стоил тысячи угроз, взгляд в котором читалась похоть и вожделение. Представив что этот подонок будет дотрагиваться до нее, растягивая и удовольствие для себя, и пытку для него - Корф едва не задохнулся, от бессильной ярости. Вода помогла обрести ясность сознания, да только вот жгучий, все сильнее сдавливающийся в груди ком ей было не унять. Медленный, тихий, протяжный сип при каждом вдохе глушил тяжелое дыхание, и несмотря на все попытки успокоиться - ничего не получалось. Поди попробуй успокойся, видя его рядом с ней...
- Неохота язык пачкать... - тяжело прохрипел Корф, привалившись плечом об ящик, и обвив пальцы правой руки за спиной вокруг веревки, которой его стянутые запястья были примотаны к петле. Он чувствовал как по кистям медленно стекает кровь, из разорванной от бешеных рывков кожи на запястьях, и терзал теперь веревку пальцами, в надежде, что та, размокнув от крови разволокнится, и ослабнет. - Думаешь, помучить меня домогаясь моей жены, у меня на глазах, да только разочаруешься. - он закинул голову, пытаясь облегчить себе вздох, но тщетно. Гнетучая тяжесть у сердца казалось только усилилась. Владимир на секунду прикрыл глаза, и вновь открыв их усмехнулся, глядя в низкий, рассохшийся потолок - Знаешь поговорку кавказскую? И один человек может привести лошадь к водопою, но даже сорок не смогут заставить ее пить. Как ты заставишь меня смотреть, если я закрою глаза? Угрозами прирезать ее? Право, не поверю. Ты выболтал достаточно, чтобы я знал, что ты не убьешь ее пока не насытишься, зачем же тебе труп. Так как же ты меня заставишь? - он перевел взгляд на Константина, и растянул разбитые губы в ненавидящей усмешке. - У твоего пса Анжуана был способ, но не думаю, что твоих мозгов хватит на то, чтобы додуматься до такого. Кстати, а ты знаешь, что с ним приключилось?

- О, неужто тебе интересно, куда запропал твой верный пес? - усмешку Корфа правильнее было бы назвать оскалом, и сходство довершалось окровавленными об разбитые губы зубами. Он бросил быстрый взгляд на Марфу и снова откинулся на ящик, закрывая глаза - Могу рассказать. Только скажи-ка мне для начала, что тут делает эта баба?

НЕТ!!!!!!!!!!!!!
Владимира швырнуло вперед, так, что затрещали суставы, из горла вырвался какой-то хриплый рев, глаза заволокло кровью, и страшный, разрывающий удар в голове оглушил, стирая все звуки. Он не ощущал, как оборвалось дыхание, как словно тяжелой глыбой льда ударили в грудь, прошибая все тело насквозь, до самого позвоночника, начисто отсекая и левое плечо и руку, которые налило как расплавленным свинцом. Он рванулся снова, еще и еще. Затрещала петля, заходили ходуном доски пола. Он хотел бы перестать видеть, но видел, видел все, малейшую деталь этой жуткой, отвратительной картины, которую с такой услужливостью рисовало перед ним все происходящее, видел ее, Дашу, под этим мерзким созданием, его руки, его губы на ее теле. Ее грудь, ноги, ее обнаженное тело под навалившейся на нее тушей, мерзкой, грязной сценой насилия - здесь, сейчас, у него на глазах!!! Рывок, еще, один и еще.... Ему было безразлично сейчас - что произойдет через секунду, что произойдет дальше. Безумная ярость снесла начисто и рассудок, и малейший проблеск сознания в глазах, он исчез, растворился багрово-алых волнах, захлестывавших душу. Он рвался с привязи, словно желая вырвать руки из плеч, не ощущая как впившаяся в запястья веревка прорезает их до костей, как по кистям уже несколькими струями течет кровь, пропитывая веревку, как она растягивается все больше и больше от этих рывков, как скользя в собственной крови как в мыле его руки понемногу освобождаются из цепкого захвата. Сердце сдавило в каменном кулаке, перехватывая дыхание, обрывая хрипом каждый вздох, на губах выступила кровавая пена. Утратив всякое подобие соображения он рвался из стягивавших его веревок с такой силой, которой не смог бы найти в себе в ясном сознании, от безумия, удушающего прилива крови к мозгу, с удесятеренной яростью, сдирая напрочь кожу с запястий и кистей рук, до кровавого мяса, до костей над которыми стали видны ало-желтые ленты сухожилий, когда страшный треск слившись с чьим-то испуганным криком оказался единственным, что дошло до каких-то остатков его сознания.
Доска пола, в которую была вбита петля - треснула по всей длине, не выдержав безумных рывков, штырь вколоченный в нее вылетел, так, что Корфа швырнуло вперед словно пробку из шампанского. Он ткнулся лицом в пол, вскинул голову с полубезумными, расширившимися глазами, и, вскочив, кинулся к Константину. Он был сейчас похож на тех кур, которые убегают, даже после того как у них отрублена голова.
И действовал сейчас - не он! Не избитое тело, не замутненный бешенством рассудок, не сжатое в смертельной хватке сердце. Действовала ярость. Бешеная, ослепляющая, не взвидевшая ничего вокруг ярость. Он кинулся на Константина, вырывая руки из ослабевшей петли, и схватив его за шкирку отодрал от Даши с удесятеренной запредельным бешенством силой, опрокидывая его на спину, рядом с ней.
Не успел сумасшедший и вскрикнуть как Корф навалился коленом ему на грудь всем своим весом, и передавил горло предплечьем, всеми силами придавливая его к полу, желая раздавить всмятку горловые хрящи, и наклонившись к его лицу так низко, словно желая растерзать его зубами.

Как и следовало ожидать, дома его никто не ждал. После почти трехмесячного отсутствия, впрочем, ничего не переменилось. Карл Модестович, видимо впечатленный полученным полгода назад уроком, вел хозяйство на удивление практично, и заглянув в расходные книги Воронов с удивлением убедился, что прежних поползновений завышать цены на закупку, и занижать на продажу - откладывая остаток в собственный карман - за ним сейчас не наблюдается. Не то любовь оказалась благотворной, или же нрав Воронова показался ему покруче характера Корфа, но во всяком случае попыток воровства Сергей не заметил. Правда ухаживания немца за кухаркой тоже никуда не продвинулись. Кухарка Света, отличавшаяся видной статью, соблазнительными округлостями фигуры, и длинной русой косой - не отличалась однако умением готовить, но Модестович ел, да нахваливал. Воронов же, хоть и привычный к армейской бурде и сухому пайку - ее стряпню не жаловал, обедать отказался, потратив сэкономленное время на проверку отцовских знаменитых на весь уезд псарен, чтобы достоверно убедиться все ли там в порядке, и отчитаться в письме к отцу о состоянии его любимцев. После чего проверил дела по дому, попенял экономке за некоторые недочеты, прихватил мешок с кое-какими вещами, да и отправился в Двугорское. Торопиться ему было ни к чему. Обед он пропустил, но к ужину поспел бы легко, и потому ехал ровной, мерной рысью, чтобы не утомлять лошадь, и свободно предаться собственным мыслям, не отвлекаясь на аллюр.
Однако, когда переехав через мост, в достопамятном месте, заставившим его улыбнуться - он увидел вдалеке за деревьями купол бельведера Корфовского особняка - то просиял, и пустив коня галопом очень скоро влетел в ворота.

Сергей уже поднимался по ступенькам, когда в дверях показалась Анна. Он с улыбкой протянул к ней руку, но в ту же секунду уже готовое было сорваться веселое приветствие замерло на его губах а глаза широко раскрылись, словно бы не веря тому, что видели. Перекособоченное платье, сбитый воротник, взъерошенные волосы, шпильки торчащие в разные стороны из полурассыпавшейся прически....
И когда она слетев к нему навстречу схватила его за руки, он наклонился, с изумлением и тревогой всматриваясь в ее лицо
- В чем дело? - но тут же увидев, как девушка взволнована, прежде всего стремительно подался вперед, коснулся губами ее лба - Тшшш! Спокойнее... - и вновь наклонившись к ее лицу повторил - Ну? В чем дело? Что-то стряслось?

Воронов слушал так внимательно, словно от каждого слова зависела по меньшей мере его жизнь. С первых же слов он почувствовал себя сбитым с толку, но когда прозвучало имя Константина для него все прояснилось. Владимир как-то рассказывал о нем. Без подробностей, однако сказал достаточно, чтобы понять, что дело нешуточное. Одержимый, способный сжечь дом, представить его хозяйку сгоревшей, увезти ее, измываться, закопать живьем в землю, да еще и поманить за собой ее жениха для полноты картины. Стало быть он снова появился, и....
Он оглянулся, и пронзительно свистнул в два пальца. Какой-то паренек, блаженно лузгавший семечки сидя на перевернутом ведре неподалеку - дернулся, встрепенулся, и шустро примчался на зов.
- Ну-ка малец, беги наверх, на второй этаж, вторая комната справа от лестницы. На стене сабля висит, сними ее да, притащи в кабинет к хозяину. Живо, мухой туда и обратно. - и обратившись к Анне он подал ей руку - Пойдемте.
Он провел ее в кабинет Владимира, расспрашивая по пути как проехать к избушке. Футляр с пистолетами, насколько он привык видеть - всегда стоял у Корфа на столе. Там он был и сейчас. Выпустив руку Анны он попытался открыть футляр, и обнаружил, что тот заперт. Нелишняя предосторожность, учитывая что у Корфа всегда была привычка хранить пистолеты заряженными, а в доме сейчас были дети. Недолго думая Воронов сбил замок первым что попалось под руку - массивной индийской раковиной, служившую пресс-папье, и откинул крышку.
- Значит так. Трое - не число. Нож - не оружие. Не беспокойтесь, все будет хорошо.
Если еще не поздно -добавил мерзкий голосок внутри. Он передернул плечами и проверяя заряды осведомился
- Давно он уехал?

- Два часа! Проклятье, за два часа один одержимый способен натворить немалых дел, учитывая его прошлые подвиги.... - Воронов, сунув оба пистолета за отвороты мундира не заметил, что высказал эту мысль вслух. Он торопливо извлек из футляра все остальное, рассовал оба мешочка по карманам, сунул шомпол в сапог, словно нож. В это время открылась дверь и влетел запыхавшийся парнишка, держа в руках его саблю. Офицер выхватил ее из его рук, обернулся к Анне, и застыл, пораженный ее видом даже больше чем вырвавшимися у нее в этот момент словами.
Нет! - мелькнуло первым делом в мыслях, но при виде ее искаженного страхом лица, и представив себе, чем действительно для нее станет ожидание - заколебался. Замешательство длилось не более нескольких секунд. Война и командование приучили его к молниеносным решениям.
Один одержимый, слуга и женщина. Какую опасность они могут представлять для нее, если она поедет с ним? Да никакой, если будет держаться позади и не вмешиваться. А ожидание... что может быть страшнее. К тому же был еще один аргумент, весьма весомый. За время что гостил здесь, Сергей превосходно изучил и дорогу, и окрестные поля, реку, церковь, часть леса, но не больше. Все остальное было для него довольно смутным. Уже смеркалось, через четверть часа станет совсем темно, а поди попробуй найти дорогу в незнакомом лесу, в темноте, пользуясь такими сбивчивыми объяснениями? Будет совсем не смешно заплутать, когда на счету каждая минута. А ведь Анна - местная, и наверняка знает лес как свои пять пальцев, и дорогу найдет легко. Показывать на ходу "направо-налево" всегда легче чем заранее объяснять "после третьей осины повернете налево, а после пятого вяза направо". Пусть и нелепым, глупым покажется - брать девушку с собой отправляясь туда, где возможно ждет опасность, но...
- Едемте - коротко отозвался он, перекидывая через плечо ремень портупеи, и протягивая ей свободную руку. - Но с условием!
из дома они выбежали бегом. Его лошадь Никита уже успел расседлать, но ему ее и не требовалось, все же та только что проделала двухчасовую дорогу, и была утомлена.
- Никита, коня!
- Какого, вашбродь? - ошеломленный резким тоном конюх выглянул из денника, в котором как раз начинал чистить вновь прибывшую лошадку.
- Да любого, черт побери! - его взгляд упал на рослого гнедого мерина, на вид не только резвого, но и выносливого - Вот этого! Живее!
- Сей момент... - конюх кинулся за седлом, а Воронов, выпустив руку Анны сдернул с крючка вбитого в подпорку уздечку, и распахнув половинные дверцы принялся взнуздывать гнедого. Никита с седлом на одной руке и потником в другой, по его порывистым движениям угадал, что дело спешное, и хлопнул седло на спину мерина так, что конь недовольно зафыркал.
- Ничего, ничего..... - Воронов едва дождался пока парень застегнет подпругу, одним махом взлетел в седло, протянул Анне руку, легко поднял ее, усадил боком на холку перед собой, и ткнул гнедого каблуком. Тот не заставил себя просить дважды - и вынесся из конюшни так резво, что офицеру пришлось спешно пригнуть голову, чтобы не расшибить лоб о верхнюю перекладину ворот.
Дай Бог, чтобы было не поздно.....
Топот копыт по двору вызвал привратника из сторожки. Увидев гнедого несущегося к воротам тот спешно кинулся отворять. Воронов не стал дожидаться пока тот полностью откроет тяжелую створку, и послал мерина в образовавшийся проем так, что привратник едва успел отскочить в сторону. Гнедой пролетел в проем, едва не ободрав ноги всадников о створки ворот, и повинуясь жесткому удару каблуков и сжавшимся коленям - помчался карьером.
- Так вот - произнес офицер, крепко удерживавший одной рукой девушку впереди себя - Условие. Чтобы вы всегда держались у меня за спиной. И что бы не случилось - выполняли все что я скажу. Абсолютно все. Понимаете?

Отредактировано Сергей Воронов (13-01-2016 01:31:58)

Гнедой мерин оказался неплохим скакуном, но двойная ноша на спине, и бешеный галоп, которым гнал его Воронов, быстро истощал его силы. Они мчались по лесу, офицер нагибался, пригибая собой Анну, чтобы уберечь ее от низко протянутых над тропинкой веток, мерин храпел, роняя с удил хлопья пены, его ноздри покраснели, и казалось в пронзительной прохладе ранней весны от них вот-вот пойдет пар. Они оба выбежали из дома не озаботившись накинуть ничего поверх того, что было на них, но сейчас, согреваемые жаром, идущим от тела коня, и собственным лихорадочным нетерпением - не ощущали холода. Лес казался бесконечным, и когда, наконец за поворотом тропинки деревья расступились, открывая небольшую полянку, и ветхую избушку посередине, едва видимую в быстро сгущавшейся темноте - Сергей мысленно взмолился - только бы не поздно.
В оконце теплился свет, невдалеке стояла лошадь, привязанная к низкому суку березы. Поодаль, под деревьями, едва угадывался в темноте черный силуэт экипажа, и доносился храп впряженных в него коней, которых, повидимому, никто не озаботился распрячь.
В лесу царила тишина, перед избушкой никого не было.
Воронов соскочил на землю, снял Анну с лошади и в этот самый момент...
- Убей ты их!
Пронзительный женский визг донесшийся из избушки заставил его вздрогнуть. Кровь бросилась ему в голову, и ни о чем не думая он бросился к избушке, и распахнул дверь. Коротенькие сени, шаг внутрь, и...
Зрелище представшее его взору заставило бы его содрогнуться, будь у него время осознать увиденное. Но, привыкнув действовать в экстренных ситуациях скорее по инстинкту, нежели по некоему обдуманному плану, он лишь охватил взглядом, и не осознавая просто отметил для себя и Дашу, связанную, раздетую, в разодранном белье, и какую-то женщину, стоявшую неосознанно вцепившись пальцами в щеки, и возню, происходившую на полу. Здоровенного мужика, который прижимая Владимира к полу со всей дури как раз нанес удар по скуле, заставивший его голову откинуться вбок, и длинного, тощего типа с длинными сальными волосами, небритой физиономией и перекошенным в мерзейшей гримасе ртом, который заносил над пленником нож. Все участники этой дикой сцены, были повидимому настолько заняты происходящим, что не обратили никакого внимания на появление офицера, за спиной у которого в полумраке угадывался силуэт светловолосой девушки
Рука сама скользнула за отворот мундира, вынырнула, держа пистолет, и Воронов взвел курок. Сухое щелканье заставило застигнутую врасплох троицу вздрогнуть, и спокойный, звучный голос офицера, наставительно произнесшего:
- Передай, что поспешность нужна не только при ловле блох. -  оборвался грохотом выстрела. Локоть правой руки Константина взорвался кровавыми брызгами, заставив его выронить нож, а Воронов сейчас же бросил разряженный пистолет на пол, чтобы освободить себе руки, и выхватил саблю из ножен.
- Отойдите от него.

Отредактировано Сергей Воронов (13-01-2016 13:40:56)

Все слилось в сплошную круговерть. Искаженное лицо Константина под ним, знакомое ощущение хруста под предплечьем, еще секунда....рывок, и тяжелый удар спиной об пол вышиб из легких весь воздух. Да только во Владимире оставалось слишком мало человеческого, чтобы осознать, что его остановили. Он бился в окорокоподобных ручищах здоровенного мужика, силясь вырваться, не ощущая ничего кроме пожара охватившего тело от самого подбородки и до пояса, и не видя ничего, кроме отвратительного оскала Ливена, с одним лишь желанием - вбить эти пожелтевшие зубы ему в глотку и вырвать ему горло голыми руками, а там.... а там пусть смерть, пусть безумие, понятие следующей минуты, следующей секунды, следующего дня исчезло, оборвавшись в его сознании настоящим. Жуткой картиной которая стояла перед его внутренним взором во всех своих мерзких подробностях, которые ему довелось увидеть. Увидеть его любимую, его Дашу, обнаженную, бьющуюся под навалившимся на нее телом, эти руки, ощупывавшие ее тело, жадно ласкавшие ее обнаженную грудь, мокрый рот прикасающийся к белоснежной коже, руку, запущенную меж ее ног...  Он не знал, жив ли он, или сердце, не выдержав, разорвалось от этой боли, отчаяния, ненависти, пресекших дыхание, и остановивших время на мертвой точке, и этот растекшийся в груди пожар - лишь разливающаяся внутри кровь. Не знал, да и не хотел знать, потому что не существало на свете больше ничего. Удар в живот вышиб дыхание, второй, по челюсти отбросил голову назад и вбок, по виску, по скуле....
Боль вспышками в голове, словно кто-то развлекался гася и вновь зажигая свет. Молотоподобные кулачищи знали свое дело. Окровавленные руки, которыми он до последнего пытался удержаться и вырваться - бессильно упали на пол, в глазах помутилось, к горлу подкатила тошнота осев во рту горечью желчи и вкусом крови, и Владимир бессильно распростерся на полу в каком-то полубессознании, когда не имея сил ни двигаться, ни сопротивляться, ни дышать толком - он словно издалека, из-за шума напоминающего грохот водопада слышал ненавистный голос...
Передать от тебя что-то твоей жене?.
Даша..... мелькнуло казалось последним проблеском сознания, руки и плечи напряглись, в бессознательной - но  бессильной уже попытке вырваться, когда другой голос. Знакомый до последней нотки - раздался посреди этого безумного кошмара, словно сверкнувший клинок в абсолютной темноте.
Серж...
Он хотел что-то сказать, двинуться, крикнуть, но не сумел даже увидеть его - перед полуприкрытыми неподвижными глазами вихрился только какой-то кровавый туман.
И даже вопль Константина не вызвал у него ничего - ни тревоги, ни страха.
Он успел... благодарная волна накрыла темнотой, и Владимир, не имея сил даже дышать закрыл глаза, словно отдаваясь мгновенно распахнувшемуся над ним небытию, в последней попытке изуродованного сознания к самоспасению

Она едва ли соображала, что происходит. А видела только занесенный нож и Владимира, который уже не шевелился после ударов здоровенного мужика. Жив он или нет, она не знала. Откуда-то в этот хаос прорезался спокойный ледяной голос, она не поняла, что он говорит, но раздался выстрел, за которым последовал вскрик Константина, и нож, с которого она не сводила взгляда, упал на пол. Через долгих полминуты пришло какое-то подобие узнавания, она обернулась и едва не вскрикнула не то от радости, не то облегчения.  Воронов! Она была права, когда решила, что Владимир не пришел бы просто так! Значит... Господи, слава Богу! Они спасены! Теперь все будет...Или.... Полубезумный взгляд метнулся к мужу, который по прежнему не двигался, и все перестало иметь значение. Только бы скорее добраться до него, вытащить его из этой чертовой избушки и отвезти домой!
Господи, только бы он был жив! Пожалуйста!
Она не видела, что произошло с Савелием, не обратила внимание и на маневр Воронова, на Константина. Все это было не важно. Не важно, если он...если...
Не увидеть метнувшуюся к ней через Владимира Марфу она не смогла, но среагировать бы все равно не успела. Казалось, сестра сумасшедшего переняла его безумие. Даша запрокинула голову в надежде ослабить хватку, онемевшие пальцы по прежнему сжимали края разорванной рубашки, а в горло больно впилось лезвие ножа, заставив ее зажмуриться.

Воронов замер, словно наткнувшись всем телом на некую незримую стену, и отступил назад.
Чертова баба....
Он не имел ни малейшего понятия - кто эта женщина, и какого черта помогает Константину, но поза той была настолько красноречива, а глаза сверкали таким полубезумным блеском, что можно было не сомневаться, что она способна привести свою угрозу в исполнение. Только сейчас он разглядел повнимательнее - в каком виде Даша, расплывающиеся кровоподтеки, разорванное белье, которое как бы она не старалась стянуть из обрывков, а все равно - демонстрировало куда больше чем скрывало, и моментально отвел глаза, словно малейший взгляд на нее мог оскорбить, причем не столько ее, сколько его друга.
- Т-ш-ш.... тихо.... спокойно, милая.... - медленно, очень тихо проговорил он, не отрывая взгляда от лица женщины. - Давай ты не будешь делать глупостей.
Ну и что теперь? отдать оружие означает собственноручно связать себя по рукам и ногам и отдать им в руки и Анну и себя. Беспроигрышный ход, что ни говори. Быстрый взгляд в сторону Корфа, который похоже все-таки осознавал происходящее, судя по тому как медленно сгибались пальцы на его руке, и то и дело вздрагивали ресницы - показал, что его самого так и поймали скорее всего. Следы побоев, разорванная рубашка, разбитые губы, рассеченная бровь, кровоподтек на пол-лица, окровавленные руки... Наверное так они его и держали? Угрожая смертью любимой женщине можно сделать с мужчиной что угодно, без риска, что тот попытается сопротивляться. И если пойти у них на поводу, то они с тем же успехом сцапают и Анну.
Нельзя.
Тогда что же? Рискнуть жизнью баронессы? Расстояние было небольшим, но слишком долгим для сабельного удара. Полезть за отворот мундира за другим пистолетом? Она увидит этот жест, и поймет его.
- Все.... все хорошо.... видишь? Я кладу ее... - Медленно, пригибаясь пядь за пятью, Воронов, не отрывая взгляда от полубезумного лица женщины, понемногу опустился на правое колено, и с величайшей осторожностью положил саблю на пол перед собой и буквально по вершку отводя руку от эфеса.
Да. А больше ничего и не останется.
- Видишь. Вот..... - Он опирался правой рукой об пол, и пальцы осторожно пробирались к голенищу сапога. Еще пара мгновений, и пальцы сжались на узкой рукояти шомпола для заряжания пистолетов, который, покидая кабинет Корфа он сунул в сапог на манер ножа. 
Теперь улучить момент....
- Смотри. Она на полу. Отпусти Дарью Михайловну.....
Женщина следившая за каждым его движением с ненавистью и злобой, подалась вперед и чуть влево, чтобы достоверно убедиться в его словах. Действительно он стоял на колене, а сабля на полу, поперек, рукоятью в добрых двух пядях от его него. Пальцы Воронова сжались сильнее и когда она перевела все-таки взгляд с его лица на саблю лежавшую на полу - он резко выдернул шомпол из сапога, в коротком, сильном замахе, похожем на молниеносный рывок атакующей змеи. Мелькнуло что-то маленькое в тускло освещенной избушке.
Женщина испуганно и удивленно вытаращила глаза, и выронив нож, поднесла обе руки к горлу, из которого торчала узкая, точеная рукоять шомпола. Темная кровь выплеснулась из ее раскрывшегося рта, словно неаккуратный плевок, и она осела мешком на пол. Еще с минуту слышались страшные, захлебывающиеся звуки, и наконец затихли, вместе с ее дыханием.
Господи..... Воронов вздохнул, и отвел глаза от замершего тела. Не место и не время думать, или сожалеть

Отредактировано Сергей Воронов (14-01-2016 00:27:57)

Владимир пребывал в каком-то странном состоянии. Вне собственного тела, вне рассудка, вне происходящего. Какая-то странная, отстраненная часть сознания еще жила, хоть и пребывала в темноте под закрытыми веками, странно холодная и пустая.
Он здесь. Пришел. Теперь все закончится....
Остановившееся время полнилось тишиной, и бесконечным спокойствием. Больше не было ни страха, ни бешенства. Сейчас все закончится.
Только вот что - все? В том, что Воронов расправится с Константином и с его подельниками как со слепыми котятами он не сомневался, и потому и позволил себе провалиться в эту странную бездну почти-небытия, сокрушительной реакцией после вспышки ярости, равной которой ему еще не доводилось испытывать в жизни. Если бы он спросил Пирогова, тот, возможно и объяснил ему - что это было. Последний бунт инстинкта самосохранения, погружение в психосоматический стазис организма подошедшего к своему последнему краю. Ощущение было глубоким, и непонятным. Провал в бездну, при сохраненных искрах сознания - тех, что не смело этой дикой, выворачивающей душу волной ярости. Мысли рождались в этой бездне редкие, медленные, точно капли воды, капавшие иногда с потолка темного каземата под уровнем Невы. Он вдруг очень отчетливо вспомнил звук этих капель. Тем требовалось много времени, чтобы собраться в каплю и упасть. Звонким "кап" на каменный пол.
Тела не было. Весьма отстраненно ощущал он судорожные, бессистемные толчки собственного сердца, задыхающегося в еще более сжавшейся каменной удавке, и с какой-то беспощадной ясностью осознавал, что вот так, наверное и приходит смерть.
- Брось свое оружие... брось, иначе прирежу....
Нет.... - медленной каплей оформилась мысль - отстраненная, словно чужая. - Серж не позволит.
Странно и пусто, без малейшего волнения. Хрип, бульканье....
Его веки медленно поднялись, ничего не выражающий взгляд уперся в низкий потолок, и так же медленно, словно через силу, не, поворачивая головы - его взгляд обратился влево, откуда доносился звук.
Даша.
Да-ша.
Серо-голубые глаза, полные паники и ужаса. Она не понимает, что происходит. Боится....
Свежий порез на шее.
Кровь. Ее кровь
Быстрым и острым толчком в груди - как слабая искра от искрошившегося кремня. Так, пытаются разжечь огонь из пропитанного водой трута.
Это будет бесконечным. Страхом за нее, болью, сопереживанием. Пока однажды наконец какая-то из подобных вспышек не окажется последней. - осознание этого было странно ясным, и спокойным.
Пусть так. Но не сейчас.
Руки горят как в огне от сорванной кожи. Шрамы будут уродливыми. Забавно. Тело налито свинцом а в груди раскаленным камнем удавкой сжато сердце. Так тяжело, что словно эта тяжесть и пригвоздила к полу. Голова мутится от недавних ударов. Вкус крови и желчи во рту. Состояние, как после контузии. Немудрено, от таких-то кулачищ...Какая-то возня рядом. Шорох.
Как сквозь пелену тумана он видел как Воронов рывком поднялся на ноги, подбирая саблю и шагнул к Константину
- Не... убивай.... его....
Медленные звуки срывавшиеся с губ. Странно спокойный и отстраненный голос.
Все должно закончиться. И оно закончится.

Даша  слышала тяжелое, рваное дыхание Марфы, ощущала колотившую ее дрожь и волей-неволей прислушивалась к словам Воронова, который был единственным кто может их отсюда вытащить. Он говорил так тихо и спокойно, что обезумевшая женщина кажется начинала ему верить, во всяком случае рука, прижимающая острие ножа к ее горлу, чуть расслабилась, едва заметно, но лезвие уже так не врезалось в кожу. Но вот то,  что говорил Сергей в первые секунды вызвало в ней настоящий протест.
  Он отдает оружие?! Нет! Ему никак нельзя попадать в руки этих сумасшедших, ведь он единственная надежда вытащить отсюда Владимира! И если эта надежда исчезнет, то... Пусть рискнет, пусть что-то сделает, плевать на Марфу, прирежет или ранит, сейчас это не столь важно!
Прекрати!-ледяной голос прорвался в бьющееся в панике сознание так ясно, что Даша едва удержалась, что бы не поискать глазами крестного, которому этот голос принадлежал.
  В туже секунду Марфа вздрогнула всем телом, нож выпал, руки выпустили пленницы, и до Даши донеслись страшные булькающие звуки, словно та чем-то захлебывалась. Она обернулась словно по инерции,а не из желания увидеть, и то, что увидела в голове укладывалось плохо. Торчащий из горла шомпол и уставившиеся в потолок погасшие глаза. Пару секунд Даша смотрела на труп Марфы, а потом отвернулась,словно ее и не было. Она подумает об этом потом,не сейчас! Пальцы стиснули обрывки рубашки, а взгляд,к как намагниченные вернулся к мужу, который медленно открыл глаза.
  Горячая волна прокатилась по телу, Даша вздрогнула, ощущая, как горлу подкатывается ком и до боли закусила искусанную губу.
  Жив... Господи, жив... Потерпи немного, совсем немного и мы будем дома...
   Все закончилось. Весь кошмар закончился. Или еще нет?  Было невероятно страшно поверить в это. Казалось, что если вновь все окажется иллюзией, она попросту не выкарабкается, а сейчас хоть мало-мальски удавалось держать себя в руках и более менее ясно мыслить.
  Почему он не хочет убивать Константина? Он будет опасен до своего последнего вздоха! Или... Отомстить? Господи,нет... Почему нельзя просто убраться из этой чертовой избушки, пристрелив бастарда! Она  не понимала, но не ей было это решать. Вот только землистый цвет лица, странный цвет губ не наводили ни на какие хорошие мысли, лишь поднимали новую волну страха, от которой била дрожь.
  Даша вздрогнула, когда увидела к себе движение, но это оказался граф. Она опустила взгляд, а когда сюртук оказался на ее плечах, ощутила странное, едва заметное в этом хаосе и страхе успокоение, словно от объятия.
-спасибо,-прошептала она чуть хриплым голосом,  вытянув к нему руки из под сюртука. Она не могла сейчас сказать ничего больше, горло сдавливало словно стальным кольцом, во рту пересохло, но полыхнувшая в глазах горячая благодарность перекрыла даже поселившийся в них ужас.

- Унеси отсюда Дашу, Серж -  тихо произнес Владимир, не двигаясь с места, и не спуская глаз со съежившегося Константина, который был похож сейчас на рысь перед прыжком. После того, первого взгляда на жену, в который постарался вложить максимальное успокоение, на которое был сейчас способен, он больше не смотрел на нее. Он понимал, какой шок она пережила, какая помощь потребуется ей после, но сейчас все это разбивалось об какую-то каменную броню, которой словно бы сковалось все его существо, словно морские волны о прибрежный утес. Он не отрывал взгляда от Константина, и ощущая как мало-помалу выравнивается дыхание, хотя тиски, сдавливавшие сердце и не думали разжиматься - медленно поглаживал пальцем курок пистолета. - Унеси. И Дашу. И Анну. Мне надо побеседовать с этим... господином.